Форум » Творчество форумчан » Вековая печаль » Ответить
Вековая печаль
trickster: Вековая печаль.[quote]Заповедный напев, заповедная даль. Свет хрустальной зари, свет над миром встающий. Мне понятна твоя вековая печаль, Беловежская пуща. Николай Добронравов.[/quote]От автора. [more]Это роман – и по объёму, и особенно – по структуре. 33 главы будут выкладываться по одной в режиме «продолжение следует». Желающие получить сразу весь текст, как обычно, могут обращаться в личку. В отношении периодичности я буду ориентироваться на количество откликов в комментариях – если их нет или мало, я буду притормаживать, давая читателям больше времени, если много – буду выкладывать быстрее. И, конечно, я буду учитывать прямые пожелания читателей на этот счёт, высказанные в комментариях или в личных сообщениях. Проблема «тематической неоднородности», когда в одних главах тема вполне раскрывается, а в других её приходится искать под микроскопом, здесь у меня, как обычно, цветёт буйным цветом. Я по-прежнему считаю, что в крупном тематическом тексте эта проблема неизбежна. Невозможно обеспечить 100%-ю раскрываемость темы без тяжёлого ущерба для логической цельности и психологической достоверности сюжета. В некоторых случаях я сознательно пренебрегал явной возможностью тематического развития эпизода, чтобы не разрушить хрупкий баланс между жаждой темы и «правдой характеров». Исходя из этих печальных соображений, обуреваемый гуманным стремлением избавить чересчур взыскательного читателя от перемывания барханов авторского многлословия в поисках редких крупиц темы, а также руководствуясь принципом «с паршивой овцы хоть шерсти клок», я изобрёл способ, позволяющий читателю избирательно знакомиться с наиболее интересными, по его мнению, главами. Или, по-крайней мере, не чувствовать себя нагло обманутым. Предупреждён – значит, вооружён. Перед каждой главой будет указана «оценка раскрытия темы» (ОРТ), по пятибальной шкале: 1 - смутные намёки на тему, 2 - тема упоминается, 3 - имеется небольшой тематический эпизод, 4 - тема раскрыта, 5 - тематический ад. Из 33 глав пятёрку я решился выставить только трём. Десять глав я оценил на четыре, пять – на три, девять – на два и шесть – на единицу. Иными словами – 18 тематических глав и 15 "вокруг-да-около-тематических". Средний балл составил 2.8. Наслаждайтесь. И не забывайте нахваливать автора в комментариях! Ну, или костерить. Ему это почти также нравится. В общем, не стесняйтесь. П.С. Автор клянётся и божится, что все совпадения имён, характеров, ситуаций и т.п. совершенно случайны и осознаны задним числом, когда ничего сделать было уже нельзя.[/more] П.П.С. Чуть не забыл. Строго 18+! Я бы поставил 33+, но столько не живут.
svs: Ну на самом деле не самое мудрое решение. Лучше стабильно, но по чуть чуть, чем неравномерно и много за раз. Прям не правильное питание XD
trickster: Итак, мой эксперимент с выкладыванием нескольких глав за раз, одним голосом против, поддержанным красноречивым молчанием остальных, объявляется провалившимся) Спасибо SVC за ценное мнение и заинтересованность. Возвращаюсь к прежнему режиму...
trickster: Глава 13. Резервация голых патриотов. ОРТ-3. Нацисты, таджики, ведьмы, ифриты и др. патриоты/Дочь брокера. Сам Кощей в отливающем халате стоял, скрестив ноги, перед огромным пюпитром и читал офсетную копию "Молота ведьм". При этом он делал длинными пальцами неприятные движения: не то что-то завинчивал, не то что-то вонзал, не то что-то сдирал. Содержался он в бесконечном предварительном заключении, пока велось бесконечное следствие по делу о бесконечных его преступлениях. Братья Стругацкие. Понедельник начинается в субботу.Полицейское управление. 27 апреля. Флегматичный толстячок в очках с печальным вожделением смотрел на бюст Поскакушкиной, соблазнительно обтянутый тканью белого пуловера. Она уже пожалела, что сняла жакет, но затем подумала, что лучшего способа расположить к себе вызванного для беседы "деятеля порно-индустрии" было не найти. К тому же в управлении к середине дня стало жарко. - Ну что же, Гусев… - Сказала она. – Начну с простого вопроса. Где снимали свою… продукцию. - В разных местах. – Грустно сказал Гусев, не отрывая глаз от бюста. Он сильно картавил. Поскакушкина опустила свои очки для чтения на кончик носа и пристально посмотрела на собеседника. - Гусев. – Сказала она. – Я ваши… шедевры высокого арт-хауса… вынуждена была просмотреть не один раз. Не надо вешать мне лапшу на уши. Всё снималось в одном здании, хотя и довольно большом. Вы даже на природу ни разу не выбрались. - Мы хотели. – Гусев оторвался от бюста и виновато посмотрел в лицо капитана. – Аппаратура пока не позволяет делать качественный аут-дор. Особенно ночью. Но мы уже присмотрели… - Ваши творческие планы меня пока не интересуют. – Прервала Поскакушкина. – Я повторю свой вопрос. Где происходили съёмки? - В корпусе генетики. – Сказал Гусев. – В бывшем. Он сейчас пустует. Отличная съёмочная площадка. - Где брали ключи? - Нигде. Там открыто всё, кроме главного входа. - Понятно. – Поскакушкина внесла это в протокол и подняла взгляд. – Я заметила любопытную тенденцию. Ваш первый фильм – более-менее типичный БДСМ: мучаете связанных девушек в готических декорациях. - Не совсем обычный. Там свои особенности. – Сказал Гусев. - Согласна. – Подыграла Поскакушкина, откидываясь на спинку стула. – Но во втором фильме, и особенно – в третьем, наблюдается постепенный переход к так называемому тиклинг-фетишу. При сохранении готических декораций. Выглядит это довольно забавно. - Спасибо. Мы старались. – Сказал Гусев. – А если серьёзно – я понимаю ваш сарказм, и тем не менее, такая критика представляется мне проявлением пуризма и стереотипности мышления. Поскакушкиной как-то удалось не упасть со стула и даже сохранить серьёзное выражение лица. - БДСМ – тут и мрачные подвалы, и старые замки, конюшни, заброшенные цеха… Много вариантов сюжета. - Продолжил Гусев. - А в случае тиклинга фантазия художника останавливается на домохозяйке, застигнутой врасплох грабителем в маске, или студентках, наказывающих зарвавшуюся чирдидершу. Плюс - эти надоевшие всем псевдоренессансные колодки и школьницы с идиотским тиклинг-челенджем… - Печальная картина. – Согласилась Поскакушкина. - Мы подошли к делу новаторски, пренебрегли стереотипами и подняли тиклинг-арт на новый уровень! – Увлекся Гусев. – Открыли новый жанр – дарк-тиклинг. - И как только это пришло вам в голову? – Спросила Поскакушкина. – Я имею в виду – вообще обратиться к тиклинг-фетишу? Наверное, вы долго анализировали сегменты рынка, искали свою нишу? - И это тоже. – Важно сказал Гусев, оседлавший свой конёк. – Конечно, анализировали. БДСМ-видео снимается очень много – и профессионалами, и любителями. Уже Голливуд на этот рынок вышел! Представляете, какой уровень конкуренции! Особенно для студий, которые стремятся делать качественную и художественную продукцию и не могут позволить себе экономить на себестоимости. Поскакушкина сочувственно покивала. Гусев продолжал разглагольствовать. - А рынок тиклинг-арта, который, кстати, совсем не так мал, как кажется – непаханное поле. Причём здесь особенно востребована продукция, обладающая хотя бы минимальным качеством. Большая часть товара, даже от солидных, профессиональных студий – 10-минутные ролики, чистый экшн, никакого сюжета. Немногочисленные попытки придать фильмам какую-то видимость художественности иначе как примитивными не назовёшь. Мы сразу ощутили себя акулами среди аквариумных рыбок! - И как? Удалось навести шороху? – Спросила Поскакушкина. – Ваши блокбастеры идут нарасхват? - Отчасти. – Поморщился Гусев. – Новому всегда нелегко прокладывать дорогу. Слишком сильна власть стереотипов. Кое-кому наш новаторский подход пришёлся не по душе. «Меньше слов, больше действий!» «Смех ненатуральный!» И тому подобные выкрики с мест. А у нас всё по-настоящему! Никакого театра! Просто, когда девушке по-настоящему щекотно, она смеётся совсем не так, как они привыкли. Она вообще не обязательно смеётся. То, что эти задроты – я прошу прощения, вырвалось – никогда в реале никого не щекотавшие, считают естественным смехом от щекотки – пошлое притворство стареющих порноактрис, снимающихся в этих роликах, всех этих Дарл Крейн и иже с нею – у которых за тридцать лет ударного труда на порнонивах атрофировались все нервные окончания. Их утюгом горячим прижигай – они также ржать будут. - Что уж вы, Гусев! – Упрекнула Поскакушкина. – Пожилую женщину – утюгом! - Я фигурально. – Сказал Гусев. – Я же всё понимаю. Пенсий им не платят, до старости вкалывать приходится. В настоящей порнухе они уже никому не нужны, в парламент только самых одарённых берут. Вот они и устраиваются хохотушками работать. То есть, вы представляете, какая это резервация - я про тиклинговый сегмент порно-рынка? Ниже плинтуса! Дом престарелых порноактрис и школьницы, зашибающие на мороженку в скайпе! - Вполне представляю. – Сообщила Поскакушкина, успевшая ознакомиться с положением дел в сегменте. - Но нас заметили. – Продолжил Гусев. – У нас уже есть свой круг постоянных покупателей, причём – не здесь. Там, на западе! - То есть вы у нас экспортёры отечественного товара? – Улыбнулась Поскакушкина. – Нефть, газ и… как вы это назвали? Дарк-тиклинг. Из России с любовью. - Напрасно смеётесь! – Сказал Гусев. – Порноиндустрия – такой же рынок, как и любой другой. И успехи отечественного производителя на этом рынке – такой же повод для национальной гордости, как, например, достижения военно-промышленного комплекса. Ваша аналогия с добычей сырья мне представляется некорректной. Мы не добываем. Мы производим! Это дело государственной важности! А мы работаем без всякой поддержки сверху, на голом патриотизме! - Я бы дала вам почётный значок «Голый патриот России», - сказала Поскакушкина, роясь в ящике, - но он куда-то запропастился… - А мы не для наград работаем. – Ответил Гусев. - Вы сказали «и это тоже». – Заметила Поскакушкина. – Были и другие причины обращения к щекотливому жанру? Может быть, давнее личное пристрастие? - Нет. – Сказал Гусев. – Прежде я у себя таких пристрастий не замечал. Как это часто бывает в искусстве, всё началось со случайности. В нашем втором фильме, «Подземелье мутантов», была сцена, где нацисты собираются разделывать героиню на мясо и кисточками наносят на её тело линии – знаете, как на схемах разделки коровьих и свиных туш в старых книгах о вкусной и здоровой пище. Когда мы это снимали, Рая, игравшая жертву, неожидано стала ёрзать и повизгивать. Это было не по сценарию, мы сделали дубль, потом ещё… Она запорола и их, а потом призналась, что ей щекотно. Тут меня и осенило – если Рае щекотно, то и героине должно быть щекотно, я просто не подумал об этом, когда писал сценарий. Мы решили так и снимать, а для большего эффекта уже намеренно стали щекотать её сильнее. Импровизация. Получилась изумительная сцена! Героиня, которую вот-вот изрубят на куски, хохочет как сумасшедшая, потому что ей щекотно! Я внёс в сценарий ряд изменений, мы сняли ещё несколько сцен со щекоткой. Я чувствовал настоящее вдохновение. У меня было чувство, что мы открыли золотую жилу. И остальные – Эдик, Вера – просто преобразились: глаза горят, руки – так и летают по телу Раи, словно она – музыкальный инструмент! А сама Рая – она не играла в этих сценах, она жила ролью! - Ну, ещё бы. – Заметила Поскакушкина, не отрываясь от заполнения протокола. – Если вы её втроём щекотали, да ещё с вдохновением! Как она от вас только не сбежала! - Да что вы понимаете в искусстве! – Покривился Гусев. – Как раз Рая была на седьмом небе! В фильме, она, конечно, умоляет нас прекратить, не мучить её. Вы сами видели. А как хохочет и визжит! Она вкладывала в эти мольбы всё сердце! Но потом призналась, что прежде никогда не испытывала такого наслаждения. Это она убедила меня снимать следующий фильм чисто о тиклинге. - Но чистый тиклинг у вас почему-то не получился. – Заметила Поскакушкина. - Что вы имеете в виду? – Спросил Гусев. – Почему это не получился? - В первых двух фильмах мне пришлось наблюдать множество разных пыток. – Объяснила Поскакушкина. – И ни одного полового акта. - А вы думали, порно – это всегда половой акт? – Усмехнулся Гусев. - Нет. Я просто констатирую. В третьем фильме это меняется. Почему? - Мы не стоим на месте. – Пожал плечами Гусев. – Каждый новый фильм отличается от прежних. Мы вводим новые элементы, экспериментируем. - Расскажите о третьем фильме. Там довольно запутанный сюжет… Я не всё поняла. - Как угодно. – Сказал Гусев. – Фильм называется «Ведьма пустыни». Главная героиня - её играет Поплавская - богатая и пресыщенная дочь брокера, нанимает двух таджиков для ремонта и отделки своего особняка. Когда таджики заканчивают работу, она отказывается им платить, втайне надеясь стать жертвой насилия с их стороны. Таджики волокут её в подвал, связывают, долго пытают и насилуют. Девушка давно согласна заплатить, но таджикам этого уже мало – ведь она преступила законы справедливости и надругалась над клятвой работодателя. Удовлетворив ненасытную похоть и жажду мести, таджики, оказавшиеся тайными адептами древнего языческого культа, осуществляют ритуал призыва Ведьмы Пустыни - её играет Вера - и отдают девушку ей. Ведьма призывает своих слуг - порочных ифритов - это мы с Орловым. Вместе они щекочут девушку, напитываясь её жизненной энергией. Таджики снова насилуют главную героиню, пока ведьма и ифриты щекочут её. Затем таджики вступают в ритуальное совокупление с Ведьмой. Истощённая героиня теряет сознание, а когда приходит в себя, видит одних таджиков. Морально сломленная, она становится их покорной рабыней и умоляет подарить ей ещё одно свидание с Ведьмой. Таджики говорят, что такую честь ещё нужно заслужить, связывают её и снова насилуют. В это время девушка замечает ифритов, которые щекочут ей ступни и подмышки, пока таджики совокупляются с ней оральным и вагинальным путём. На этом фильм заканчивается. - Какая захватывающая история! – Воскликнула Поскакушкина. – А я думала, что девушка хлебнула лишнего, забрела в недостроенный дом и её поймали бомжи. - Зритель имеет право на собственное видение художественного произведения. – Невозмутимо ответил Гусев. – В соответствии со своим жизненным опытом и культурным уровнем. - Не буду спорить. – Улыбнулась Поскакушкина. – Вы забыли упомянуть актёров, исполнивших роли пылких гастарбайтеров… - А я не помню. – Сказал Гусев. – Какие-то случайные типы. Кто-то их привёл… Поскакушкина снова опустила очки на кончик носа. - Гусев. – Сказала она, внимательно разглядывая новатора. – А мне казалось, мы подружились… Я была почти уверена, что после нашей беседы вы пойдёте домой, в общежитие. Или вы так ко мне привязались, что решили пожить здесь, у меня на работе? Я легко могу это устроить. Раскладушки у меня нет, зато здесь прекрасные камеры предварительного заключения. Может быть, немного переполненные, но ведь в компании веселее? У вас будет редкая возможность приобрести уникальный, незабываемый жизненный опыт. И значительно повысить культурный уровень, общаясь с людьми нетривиальных судеб. Вы этого хотите? - Махмудов и Мамедов. – Сказал Гусев. – Имён не помню. - Фамилий достаточно. Кто они? - Студенты, с юридического. Родом, по-моему, из Узбекистана. Актёры никудышные, но, что называется - фактурные. С хорошими физическими данными. Рая сначала боялась, но в итоге была очень довольна. Просила меня прописать для них роли в следующем фильме. Я так и сделал, фильм должен был называться «Твари из бассейна». Мы уже готовились к съёмкам, но тут с ней произошла эта неприятность. Пришлось всё переписывать под Веру. - Так что, по-вашему, случилось с Поплавской? – Спросила Поскакушкина. – Вы не думаете, что её психическое расстройство может быть связано в вашими… творческими экспериментами? - Запросто. - Сказал Гусев. Поскакушкина подняла брови. - Вы так легко с этим согласитесь? Даже не попытаетесь отрицать вину? - А причём здесь я? Искусство - жестокая вещь. Здесь часто сходят с ума. Ухо Ван Гога помните? А актёры – группа риска даже по богемным меркам. Необходимость постоянно перевоплощаться, жить чужой жизнью - огромная нагрузка на психику. Вивьен Ли, Вайнона Райдер… Иногда я думаю, что склонность к психическим отклонениям - оборотная сторона врождённого таланта. Цена, если хотите… А Рая – талантливая. Ей бы не у нас, в порнухе, сниматься, а… Впрочем, сейчас везде одно и то же. Только деньги разные. - Интересная версия… - Сказала Поскакушкина. - Ну, что ж. У меня последний вопрос. Вы знаете Ларису Павлову? Гусев помолчал. - Знаю. Подруга Поплавской. - Она тоже участвовала в съёмках? - Нет. – Сказал Гусев. – Не участвовала. - Что можете о ней сказать? - Ничего. Видел несколько раз. Симпатичная, но без особых талантов. Нервная. - Что значит «нервная»? - То и значит. Всегда немного на взводе. - Кто-нибудь из участников съёмок принимал наркотики? - Вы же сказали – последний… - Вздохнул Гусев. - А это последний с ниточкой. - Не знаю. Это не моё дело. - А вы? - Я? Нет. Читайте в следующей главе:Ты хочешь, чтобы твоя смерть была быстрой и лёгкой как дуновение весеннего ветра?
tt: Мда... Не могу не посочувствовать герою... (как его? - Гусеву; ну и нам заодно): ситуация с видео-контентом на ниве тиклинга действительно удручающая... С другой стороны - этот очевидный недостаток оборачивается немалым достоинством, если осознать, что нереализованное творческое начало не удовлетворяется примитивными хихами (как там? - престарелых порноактрис и школьниц, зашибающих на мороженку), а толкает воплощать свои мечты в реальные действия! А в целом - прикольно. Только как-то уж очень велик разрыв с вступлением (друиды там всякие и прочие ботаники). Не сюжетно - тут-то как раз связка очевидная намечается, а по стилю. Ну, как будто начали рассказывать страшную мистическую историю, а продолжили ироническим детективом. Читатель, конечно, любит и пугаться, и поржать, но он должен заранее знать "к чему готовить своё сердце" - а иначе толку не будет. Некоторые авторы могут, образно говоря, "окуная то в ледяную воду, то в кипяток", поиграть на контрасте (и немало выиграть), но тут - при всём УВАЖЕНИИ к автору - увы, такое пока не получается...
trickster: tt пишет: Некоторые авторы могут, образно говоря, "окуная то в ледяную воду, то в кипяток", поиграть на контрасте (и немало выиграть), но тут...Интересное замечание. У меня не так давно стало получаться варьировать стилистику. И, возможно, я делаю это несколько хаотично - экспериментирую, пробую свои возможности. Как правило, при выборе стилистики я исхожу из конкретного эпизода, действительно не очень задумываясь над общей композицией в стилистическом отношении. Мне нравится стилистическое разнообразие в рамках одной вещи, "монтажность" - но она у меня и в самом деле "анархическая". Тут есть над чем подумать... Тем не менее, в случае с 1-й главой (и 2-й тоже) нужно учитывать, что это - интродукции, композиционно обособленные от основного действия. Стилистическое отличие этих глав от остального текста мне кажется оправданным. Тоже касается и отличия в стиле глав, образующих разные сюжетные линии. То есть, как раз в этой вещи можно заметить попытку выстроить осмысленную стилистическую композицию. В отличие, скажем, от "Котощеевки", где я беспечно веселился в песочнице и просто писал переводил каждую главу в новом стиле. Другое дело - насколько удачна эта попытка... В любом случае - спасибо за интересное наблюдение! Ещё насчёт первой главы. Я написал её одной из последних, когда большая часть вещи была готова. Я знал, что в начале должна быть средневековая сцена с тематическим жертвоприношением, но долго не мог её придумать. Прорывом стало, когда я понял, что главным героем должен быть верховный жрец. После этого сложился и сюжет, и нащупалась эта мрачно-торжественная стилистика. Совершенно для меня новая - я никогда прежде так не писал. На мой взгляд, это одна из самых удачных глав. То, что стилистически она должна резко отличаться от остального, я чувствовал сразу. Так что - это не случайность, а моё видение композиции романа. Если и ошибка, то системная.
tt: trickster пишет: То, что стилистически она должна резко отличаться от остального, я чувствовал сразу. Так что - это не случайность, а моё видение композиции романа. Если и ошибка, то системная. Ну, я не писатель, не литературовед, не критик (и много ещё чего не) - так что не стоит воспринимать моё мнение больше просто личного ощущения. Но если таковое всё же интересно - то продолжу (если нет - можно просто пропустить). Так вот, тут, как мне кажется, фишка в следующем: текст даже небольшой (а тем более крупный) не может выдержать постоянного сильного напряжения (ну, бумага-то (даже виртуальная) вполне выдержит, а с чтением и восприятием будут сложности). Т.е. это напряжение должно сперва нарастать, а затем сбрасываться (или плавно снижаться - в зависимости от задумки), и таких "волн" может быть даже несколько. И это - главный рисунок произведения, а помимо такового там могут быть и второстепенные (микросюжеты) и просто фон (идеально - оттеняющий и подчёркивающий основную задумку либо нарочитой блёклостью, либо резким контрастом). Добиться такой динамики (волнообразности) сюжета (как и разницы второстепенных и фоновых "картинок") проще всего как раз сменой стиля: в ужастике сделать нарочито благостное или весёлое начало, в комедии - "разбавить" смех чем-нибудь лиричным или вумным, в детективе - отвлечь музыкальной паузой или лав-стори (а в любовном романе наоборот - микродетективом-загадкой или микроужастиком и т.д.). Но: 1) этот разрыв не должен быть очень уж резким (главная линия - должна быть главной, второстепенные должны оттенять её, а не конкурировать за внимание) - настоящим длительным и ярким анекдотам ни в ужастике, ни в детективе, ни в романе делать нечего - собьют нафиг весь настрой; 2) подчиняться общему замыслу, а не просто механически лепиться друг к дружке. Ну, если же уровень владения этими приёмами мастерский, то следующим шагом вполне может стать и отказ от таковых: нарочитая монотонность изложения, или наоборот - резкие сюжетные скачки, или самые, казалось бы, дикие контрасты - но тут уже надо быть настоящим виртуозом и с отточенейшим чутьём. А теперь, после этой (возможно - полностью бредовой) минилекции - к практическим выводам. Вот, например, "Котощеевка". И язык превосходен, и герои колоритные, и интрига определённая есть... Но с какой-то главы появляется ощущение... гм... не сказать, что бы скуки... а какой-то одинаковости... нет развития (не сюжета - напряжения). Вот как с газетой или теленовостями - сперва международная панорама, затем какая-нибудь битва за урожай или ещё что-нибудь значимое для всей страны, затем местные нюансы, спорт, а "на десерт" - что-нибудь весёленькое и погода. А тут - сразу местные новости, потом - опять местные новости (пусть и другие!), затем - ещё новости (да-да - тоже местные!) и т.д. - информация вроде-бы и весьма разнообразна, но по сути - вся в одном ключе. А в "Вековой печали" - то, что первые главы отличаются от последующих (а те - весьма вероятно от окончания) - это действительно неплохо. Но проблема в том - КАК они отличаются. Начало (как я уже писал раньше) задаёт тон чего-то мистического, середина - в стилистике иронического детектива... На этом контрасте можно было бы сыграть... но - кажется - не очень получилось, скорее ощущения недоумения: пришёл, вроде, на балет, а после антракта пустили пьесу (или - детский утренник - не суть)... при том, что сами и балет, и спектакль, и утренник вовсе не плохи... Впрочем, цыплят по осени считают (а дураку пол дела не показывают) - может в дальнейшем эти все разности волшебным образом свяжутся в единую картину (не сюжетно - повторюсь - а стилистически) - так что все эти выводы очень предварительны, скорее даже не выводы, а намётки.
trickster: tt пишет: Т.е. это напряжение должно сперва нарастать, а затем сбрасываться (или плавно снижаться - в зависимости от задумки), и таких "волн" может быть даже несколько. Согласен. И да - этим искусством я пока владею слабо. Овладеваю пока)) tt пишет: или наоборот - резкие сюжетные скачки, или самые, казалось бы, дикие контрасты - но тут уже надо быть настоящим виртуозом и с отточенейшим чутьём. Именно к этому я стремлюсь. И наверное, не всё получается - но для оттачивания чутья надо пробовать. tt пишет: Вот, например, "Котощеевка". И язык превосходен, и герои колоритные, и интрига определённая есть... Но с какой-то главы появляется ощущение... гм... не сказать, что бы скуки... а какой-то одинаковости... нет развития (не сюжета - напряжения). Согласен. В "Котощеевке" я был ограничен авторским текстом. Стилистическими выкрутасами я как-раз пытался оживить монотонность и однообразие оригинала. Но, видимо, поднять эту "арканзасскую сагу" мне так и не удалось))) tt пишет: Начало (как я уже писал раньше) задаёт тон чего-то мистического, середина - в стилистике иронического детектива..."Вековая печаль" задумана как комбинация иронического детектива (линия федералов) и психоделического трэша (линия Лисичкиной) с большой примесью эротики, в том числе, естественно - тематической. Мистическая линия здесь второстепенная и "теневая", хотя и важная для сюжета. Первая глава тоже нужна в первую очередь для сюжета - как некая стартовая загадка. Стилистически и сюжетно она и задумывалась как резкий контраст с остальным текстом. Возможно, проблема, которую ты заметил, заключается в чересчур сложной структуре романа - как раз в том, что я попытался построить стилистистически сложную композицию, замахнулся на уровень, которая мне не совсем по зубам. Но - повторюсь - чтобы научиться, надо пробовать. Если не ставить сложных задач - не будешь расти. Возможно, я делал это не достаточно продумано, больше полагаясь на интуицию... В любом случае - тут есть над чем подумать на будущее.
tt: trickster пишет: Овладеваю пока)) надо пробовать чтобы научиться, надо пробовать Безусловно!
trickster: Глава 14. Девушки у бассейна.ОРТ-4. Дева/Дева Печального Образа. Русалки были зеленые и необычайно красивые, они плескались в воде... Только у Ларни не было времени ими заниматься, у него истекал срок биоблокады, но он говорит, что запомнил их смех на всю жизнь. Братья Стругацкие. Беспокойство.Корпус генетики. 21 мая. Я стояла на лестничной клетке. Алхимика видно не было. Идти вниз, куда, если верить отголоскам шагов, он направился, совершенно не хотелось. Вдруг он вздумает меня поймать и лишить невинности? Поэтому я пошла наверх. Поднявшись на следующий этаж, я толкнула дверь и... Ух! А я и не знала, что в генетическом корпусе есть бассейн! Жили же люди! Это мы, филологи, в университете как бедные родственники. А этим сволочам - всё, что душе угодно! И самое удивительное - бассейн был наполнен! В нём даже кто-то плавал. Я подошла ближе и сразу её узнала. Это была Вера Мышкина. Гармонистка. Так у нас группу немецкого языка и литературы называют. Германисты-гармонисты. Ах, майн либер Августин... А нас, русистов, чебурашками зовут. Наверное, от слова Рашка. В некотором роде Вера была местной достопримечательностью. Единственная готка на факультете. Ужасно депрессивное существо. Как она дожила до своих лет, ни разу как следует с собой не покончив, вообще не понятно. Профессиональная депресcушница, чё. - Привет, Верун! - Позвала я. - Что это ты здесь делаешь? Опять одна, а все веселятся! - Да вот. - Меланхолично отозвалась Вера. - Решила утопиться, а всё никак не тону. Я воздержалась от оглашения подходящей для таких случаев народной мудрости. Ещё утонет на самом деле! Чтобы опровергнуть. - Может, я тебе как-то помогу? - Участливо спросила я вместо этого. - Тресну чем-нибудь по голове. Или свяжу. - Нет. По голове не надо. В моей голове столько ненависти, что если по ней треснуть, она только разгорится ещё больше. А вот связать - это мысль. Ненависть останется, а сделать я ничего не смогу. Мне тогда, наверное, даже топиться расхочется. Появится, для чего жить. Чтобы тебя поймать и замучить. А тут ты меня раз - и утопишь. Вот это будет жесть! Клёво ты придумала. Вера вылезла из бассейна и подошла ко мне. Купальник на ней был, понятное дело, чёрный и, кстати, очень стильный. Если бы я так себя ненавидела, то пошла бы топиться, надев что-нибудь розовое в горошек. Но говорить ей этого я не стала. - А ты правда меня свяжешь или так только - издеваешься? - Спросила она. - Конечно, правда! - Ответила я. - Моё слово - бетон. - Жалко. - Сказала Вера. - А то я уже обрадовалась, что надо мной, как всегда, тупо посмеялись. - Ну, извини. С этим к другим девчонкам обращайся. Они не подведут. Ложись пока на пол. Лицом вниз. Вон там какая-то цепочка валяется... В самый раз для наших целей… - Ржавая хоть? - Спросила Вера, укладываясь на пол. - Не особо. - Сказала я, подбирая и размытывая длинную и тонкую цепь, лежавшую у стены, за лавочкой. Вера печально вздохнула. - Ещё какой-нибудь груз надо ко мне привязать. – Сказала она. – Чтобы наверняка. - Да ладно! - Воскликнула я. - С грузом ты мигом потонешь. А так - помучаешься как следует… - И правда. - Сказала Вера. - Разбираешься! Я скрестила ей запястья за спиной, обмотала цепью, согнула ноги в коленях, притянула ближе к рукам, обмотала цепь вокруг щиколоток и в таком положении всё это как-то закрепила. - Ну как? - Спросила я, гордо озирая результаты своих трудов. - Круто. - Сказала она. - Словно меня похитили чечены и выкуп требуют. А мама им по телефону: "Да убейте уже эту дрянь! Она мне всю жизнь отравила!" Последний раз я чувствовала что-то подобное в седьмом классе. Эти сучки привязали меня к стулу и поливали мочой из баночки. Низкие, гадкие, вульгарные твари! Но тогда меня колготками связали, как шлюху, а цепи - в сто раз круче. Они такие холодные... Мышкина покосилась на меня. "На мочу даже не надейся." - Ответила я одними глазами. Она снова вздохнула и грустно сказала: - Ну тогда давай - топи. - Мышкина. - Сказала я. - Ты хочешь, чтобы твоя смерть была быстрой и лёгкой как дуновение весеннего ветра? Верочка быстро замотала головой. - Вот видишь. Топи... Разбежалась! Я тебя ещё мучить буду. Долго-долго. Мышкина даже зажмурилась от счастья. - А можешь лицо мне изуродовать? Чтобы родителей на опознании вывернуло? - Посмотрим... - Сказала я, оглядываясь в поисках подходящих орудий пыток. Ничего подходящего видно не было. В задумчивости я провела пальцем по её подошве. Мышкина неожидано бурно задёргалась. Чего это с ней? Я повторила свой опыт, подключив сразу несколько пальцев. Теперь она не только дёргалась, но даже издавала какие-то странные приглушённые звуки. - Вера. - Спросила я. - Ты же не боишься щекотки? - Боюсь. - Сказала она. - Ненавижу себя за это! - Ладно. Значит, скоро ты возненавидишь себя так, что прежняя ненависть покажется тебе лёгкой самовлюблённостью. - Аня! - Всхлипнула она. - Ты же не всерьёз? - А что не так? - Удивилась я. - Пытка щекоткой. Мэйд ин чайна. Меня сегодня уже два или три раза так пытали. Я чуть не умерла. Дикая штука! - Это какая-то тупая пытка! - Сказала она. - Мне не нравится! - А пытка и не должна нравится. - Сладко улыбнулась я. - На то она и пытка. Я обхватила её ступни ладошками и принялась деловито поцарапывать ногтями пятки и своды стоп. Она фыркнула и залилась таким чудесным, мелодичным смехом, что я никак не могла наслушаться – всё скребла, скребла… - Хороший у тебя голос. – Похвалила я. – Не пробовала где-нибудь петь? - Провались в ад, гадина! – Простонала она, с трудом уложившись в промежуток между своими трелями. - Это группа твоя так называлась?! – Удивилась я. – А вообще неплохо. И смешно, и оригинально. По клубам зажигали? - С-с-с-су-у-у… – Зашипела Вера. Изложить своё мнение до конца я ей не позволила. Мои пальцы задвигались чуть быстрее, охватывая чуть большие площади её подошв и злобное верочкино шипение рассыпалось новыми колокольцами прелестного смеха. Развивая этот успех, мои пальцы поползли выше, подбираясь к её пальчикам. Следом за ними, вверх поползло и хихикание, сразу по всем параметрам – тону, частоте, амплитуде. - Анечка, не надо! – Каким-то образом сумела выпалить она. – Пожалуйста! Только не там! Как же я люблю, когда меня умоляют! Естественно, я принялась с особым усердием скрести её ножки именно ТАМ – в симпатичных впадинках под пальцами. Верин смех устремился ввысь по гиперболе, обернулся визгом, всё больше напоминая звук идущего на взлёт «Боинга». Он становился всё выше, выше – пока не исчез совсем, очевидно, перейдя в ультразвук. Мамочка так хотела отправить меня куда-нибудь на физмат… Всё говорила, мол – настоящая работа только с техникой, а остальное – ерунда и скрытое тунеядство. Сама-то она авиакосмический кончала. И с тех пор проектирует крылатые ракеты. Бедняжка. Представляю, какая это тоска. Всё детство мне этой дрянью отравила – косекансами всякими, и что масса и вес – не одно и тоже. Как будто я сама не понимаю! Брутто и нетто. А она – как это услышит – за голову хватается, говорит – в кого я только такая тупая. В кого, в кого – ясно в кого… В папочку! С которым мама в стройотряде перепихнулась и даже имя не запомнила. Парнишка, ясное дело, был конченный подонок – видит, девка без мозга совсем – и воспользовался. Я вся в него! Умная, красивая, бессовестная. Ах, бедная мамочка… Я думаю – у неё в авиакосмическом все эти проблемы с головой начались. Наверное, её там чем-нибудь облучили. Когда она узнала, что я поступила на филологический, да ещё на рус-яз – она вообще ничего сказать не могла, только рот открывала и опять закрывала. По-моему, если бы я записалась на курсы привокзальных проституток – её не так бы это потрясло. Потом она всё-таки взяла себя в руки и как-то очень спокойно сказала, что я теперь обречена на убогое существование учительницы русского, но, вероятно, мне, с такими способностями, больше и некуда – но она всё равно меня любит – я не виновата – это её Бог наказал за гордыню. Ну, точно! Чем-то её облучили! Это я всё к тому – откуда мне известно про всякие там амплитуды. Смеяться Вера уже не могла – только билась всем телом и часто-часто дышала, с какими-то прискуливаниями. Цепи мелодично позвякивали. - Интересно… – Задумчиво сказала я, продолжая играть с её цыпочками. – А можно умереть от щекотки? Как ты думаешь, Мышкина? Может, тебя и топить не понадобится? Так задохнёшься? Мои раздумья прервал гулкий стук. Я испуганно оглянулась. Стук повторился. Теперь я поняла, откуда он исходил. - Вера! – Сказала я, на секунду прервав китайскую пытку. – Ты что – решила помолиться своим готическим богам, чтобы они убили меня молнией? Мышкина тихонько кивнула головой – на этот раз без стука. - Ну, ладно. – Сказала я. – Посмотрим – что у них получится. Мои пальцы возобновили беготню по кончикам вериных ног. Мышкина издала неожиданно низкий, хриплый вой и снова треснулась лбом о кафель – в этот раз так, что я испугалась, как бы ребёнок не убился раньше времени. В мои планы это пока не входило. - Истязуемая Мышкина! – Строго сказала я. – Немедленно прекратите дебош! Я вовремя схватила её за волосы и оттянула голову назад. На счастье, их длины вполне хватило, чтобы примотать кончики к цепям, связывавшим её руки и ноги. Кафельным плиткам больше ничто не грозило. Мышкина, с высоко поднятой головой, тяжело дышала и молчала, кося на меня взглядом загнанной лошади. Её вытянутая шейка была слишком соблазнительным объектом, чтобы я могла ею пренебречь. Я двумя пальцами пощекотала её под подбородком. Мышкина фыркнула и заскулила. Я тут же задействовала вторую руку. Она засмеялась и захныкала разом – хрипло, стонуще, умоляюще. Вдоволь побегав по вытянутой шейке, мои пальцы сбежали ей на плечи и принялись деловито протискиваться подмышки. - Аня! Не надо! – Заныла она. Я возмутилась. - Верочка, нельзя быть такой эгоистичной! Тебе не надо, а о других ты подумала?! Прямо не помучай её… Недотрога какая! Я перевернула её на бок. Прямо из бассейна, без своего обычного грима, она была очень даже ничего. Пухленькая немножко, но это ей шло. Мои пальцы пробежались по её животу и деловито забрались в трусики. - Не надо. - Простонала она. - Чего это? - Удивилась я, другой рукой стягивая лифчик с её грудей. - Ты же не думала, что я утоплю тебя не изнасилованной? Это было бы пошло! - Ты тоже считаешь меня лесбой, как все они?! – Задыхаясь от возбуждения, прошептала Вера. - Не а. - Соврала я. - Из тебя лесбиянка как из меня принцесса крови. Но я это исправлю. Умрёшь законченной лесбиянкой. С огурцом во влагалище. - Не надо с огурцом! – Зарыдала она, распаляясь ещё больше. - А что так? - Спросила я. - Мама смеяться будет? Ну, ладно уж. Затолкаю тебе туда бутылку из-под текилы. Как положено трагической личности. - Поцелуй меня. - Попросила Верочка. Признаться, она застала меня врасплох. Это было неожиданно. Но ударить в грязь лицом перед малолеткой, на целый курс младше меня, я не могла. Кроме того, вдруг я поняла, что не смогу отказать в такой малости такому несчастному существу. Я её поцеловала. Потом ещё, и ещё - в общем, увлеклась. Она тоже. Потом я целовала её в самых разных местах - перечислять их было бы слишком долго, да и не скромно, хотя о скромности я вспомнила слегка поздновато. Наши занятия прервали бурные, продолжительные апплодисменты. У края бассейна собралась целая аудитория. Борька Гусев, Эдик Орлов и Махмудов с Мамедовым - для комплекта. Причём, что особенно меня смутило - было видно, что пока мы развлекались с Верочкой, мальчики успели искупаться. И все были мокрые. Это же надо - как мы увлеклись! - Это просто огонь! - Воскликнул Эдик. - Вот так зажигают наши девушки! - Во-первых, не ваши! - Откликнулась я. - А во-вторых, ничего мы не зажигаем, а совсем наоборот. Вера собирается топиться - до того ей надоело окружение, состоящее из подобных вам дегенератов. Ну, а я её уговариваю не спешить. Вытащила из воды, обездвижила и приобщаю к радостям жизни. Вера, скажи им! - Ненавижу вас всех. – Сказала Вера. Я торопливо поправила на ней лифчик и трусики. - Ой! А можно мы тоже её поприобщаем? - Сказал Гусев, подходя ближе. - Вай, да! - Заблеял Мамедов. - Слюшь, давай по круг её пустим? - Я вас сейчас самих отсюда по кругу пущу! - Взвизгнула я. - Совсем страх потеряли?! Забыли, какая я в гневе?! Гусев отступил к краю бассейна, а Эдик прямо присел от моего ора. - Нет... Нет... Не над по круг! Мы всё помнит! - Забормотали Махмудов и Мамедов. - Вот так-то. - Сказала я и повернулась к Мышкиной. - Вера, горе моё, ты ведь не собираешься топиться на глазах этих клоунов? Верочка мрачно помотала головой. - Вот и правильно. Успеешь ещё. И как надумаешь - меня зови, не пожалеешь. Я снова перевернула её на живот и принялась освобождать от цепей. Следы на её запястьях и щиколотках выглядели весьма готично. Сразу было видно - девушка любит отдохнуть радикально. Я обернулась на зрителей и критически оглядела их ряды. - Гусев, Орлов. Ко мне. - Скомандовала я. - Видите, что я натворила? Садитесь здесь и растирайте. Нежненько! И смотрите - не приставать! Она и так мужчин ненавидит. Вера! Скажи, как ты ненавидишь мужчин! - И мужчин, и женщин, а тебя и этих уродов - особенно. - Сказала Вера, глядя в потолок. - Вот и хорошо. Если эти уродцы чем-то тебе не угодят - убей их. Эй, а вы куда намылились? - Обратилась я к Махмудову и Мамедову, собравшимся потихоньку улизнуть. Пойдёмте-ка со мной. Разговор есть. Я направилась к дверце, оказавшейся входом в каморку для разного инвентаря. Притихшие Махмудов и Мамедов обречённо шли следом. В каморке обнаружился дивненький мат. Я прыгнула на него и удобно устроилась в позе Лолиты. - Ну, рассказывайте. - Весело сказала я. Читайте в следующей главе:Дэвюшк жарица. Русский кюльтура!
Radomir: Недурственно, весьма недурственно! И эпиграфы из Стругацких радуют.
tt:
trickster: Глава 15. Девушка жарится. ОРТ-2. Все, кроме сынов Узбекистана/Дева.Наверное, их мертвяки туда загоняют - наловят по всем деревням, пригонят к этому озеру и варят... Слушай, Молчун, зачем мы только из деревни ушли? Братья Стругацкие. Улитка на склоне.Полицейское управление. Четверг, 28 апреля. В дверь робко постучали. - Войдите. – Крикнула Поскакушкина, не отрываясь от заполнения бумаг. Малдин, стоявший у окна, повернулся и взглянул на вошедших. - Который из вас Мамедов Тимур Магомедович? – Грозно спросил майор. - Это он! – Ответил крепкий смуглый коротышка, указывая на своего товарища – высокого и красивого южанина. - Я Мамедов. – Скорбно подвердил высокий. - А Махмудов Хамза Улугбекович, стало быть, вы? – Обратился Малдин к коротышке. - Стало быть, я Махмудов. – Подвердил коротышка. – Мы ни в чём не виноват. За что нас беседить позвали? - Граждане братского Узбекистана? Проживаете по временной визе? - Проживам! – Сообщил Махмудов. – Учиц приехал. Все документ в порядок! С собой всё здесь в сумка лежит. – Махмудов похлопал ладонью по спортивной сумке. – Всё покажем. Проверяй, сам увидишь – ай, все документ в порядок! И Махмудов! И Мамедов! Не о чем беседить с ним! - Верю! Верю, граждане иностранцы! – Улыбнулся Малдин. – Не надо мне ваших документов. А вот о чём побеседовать – это мы найдём. Вы присаживайтесь. Чайку? Махмудов и Мамедов робко присели на предложенные стулья. Малдин устроился за столом напротив. Поскакушкина сидела за соседним столом, справа от приглашённых и готовилась вести протокол. - Мне не над. – Отказался Махмудов. – Мамедов, ты хочешь? - Не хочу. Спасибо! – Сказал Мамедов. - Вот и хорошо. – Сказал Малдин. – А то, если честно, нет у нас чая. Только «Байкал». А такую дрянь я приличным людям предлагать не стану. Ну, к делу! Знаете такую Раину Поплавскую? Лицо Махмудова исказила гримаса такого дикого ужаса, что Малдин вздрогнул. К счастью для него, Мамедов просто закрыл лицо руками. Если бы на Малдина разом выпучились две настолько испуганные физиономии, у него бы виски подёрнулись инеем. Махмудов взглянул на Мамедова и тоже закрыл лицо руками. Так они и сидели – как две буддистские обезьянки, ничего не желающие видеть. Малдин и Поскакушкина переглянулись. Наконец, Мамедов отнял руки от залитого слезами лица и простонал: - Махмудов! Они всё знат! Махмудов последовал примеру товарища и добавил: - Гусев, Орлов, собаки, разболтали! Мамедов! Нас предали! - Что теперь делать? – Рыдал Мамедов. – Начальник! Будь человек! Сади русский тюрьма! - Чего? – Сказал Малдин. – Зачем? - Он не понимат! – Всхлипнул Махмудов. – Начальник! Мы сюда учиц приехал! Много денег над! За год обучений - раз! За ещё год обучений – ещё раз! В деканат на подарки – опять ещё раз! Каждый препод на подарки – много, много раз! У меня отец, три брат, дядя – не кушать совсем, весь деньги заработал - мне шлют! Говорят: Хамза, учись! Станешь большой человек – все хорошо заживём! Если я домой без диплом вернусь – как я родным в глаз посмотрю?! В меня плюнут, скажут – Хамза, лучше бы ты не родился! Махмудов закрыл лицо руками. - Начальник, сади русский тюрьма! Нам домой теперь нельзя. – Подытожил Мамедов. - Ладно. Посажу. Дело нехитрое. – Согласился Малдин. – Вы только скажите – за что? - Мамедов… – Махмудов опустил руки. – Он хочет, чтобы мы сам это сказал… – Махмудов поднял взгляд на Малдина и прижал ладони к груди. – Мы, пидарасты, Раин Поплавский до психбольниц затрахал! Малдин взглянул на Поскакушкину. Та, раскрыв рот, смотрела на Махмудова. - Так, граждане. – Сказал Малдин. – Давайте-ка сначала. Как познакомились с Поплавской? - Вэра нас познакомил. – Сказал Мамедов. - Вера Мышкина? – Уточнила Поскакушкина. - Правильно. Вэра Мышкин. Хороший дэвюшк, красивый, добрый. Мы с ней подружился. Она к нам в гость ходил. Чай пили, вино пили, трахали её постоянно. Один раз Вэра говорит: «Вы такой мужчин красивый! Хочешь в кино сниматься?» Мы говорил: «Вэра! Конечно, хочим!» Ай! Чурка мы тупой! – Мамедов стукнул себя по голове. - Сначал всё был хорошо. – Продолжил за товарища Махмудов. – Пришли на киностудий. Там Гусев, Орлов, Раин. Познакомились. Стали сниматься в кино. - Как бы вы описали эти… киносъёмки? – Спросила Поскакушкина. - Вай! Дэвюшк! Чего там описыват! – Вмешался Мамедов. – Трахал мы всех – вот и все киносъёмки! - Кого именно… трахали? Поплавскую? Мышкину? - Всех трахал! Поплавский, Мышкин… – Мамедов немного подумал. – Гусев, Орлов не трахал. Мы не такой. - Скажите… - Спросила Поскакушкина. - Ваши сексуальные отношения с Поплавской и Мышкиной происходили только во время… киносъёмок? - В кино происходил, в жизнь происходил. Каждый вечер происходил. - То есть, вы на своей… киностудии… каждый вечер оргии устраивали? - Дэвюшк… Можно, конешн, сказать, что… орги… промторги… мы не всегда хорошо русский понимат… Мы с Махмудов скажем – кюльтурно трахался весь коллектив. Поскакушкина вздохнула. - А Гусев с Орловым – в сексуальные отношения с Поплавской и Мышкиной не вступали? - Практическ не вступал. Так, один-два раз за вечер… Больше не хотел. - А вы, значит, гораздо больше, чем один-два раза за вечер? – Заинтересовался Малдин. - А мы - скольк над. Пока дэвюшк не устал. - Ясно. – Сказал Малдин. – Значит, всё было хорошо и культурно. И что же пошло не так? - Всё скажем, что не так! – Мамедов часто замигал. – Как мы дэвюшк чуть не умертвил! Махмудов! Я не могу! Ты скажи! - Один раз мы пришли на киностудий. – Начал Махмудов. – Там все собрался, все готов, нас только ждут. Орлов, Гусев, Вэра - Раин к скамейка привязал, счикатают. Раин смеётся, нас увидел, кричит: «Эй! Давай меня трахай, а то они меня уже засчикотал!» - То есть, девушек связывали не только во время съёмок? – Уточнила Поскакушкина. – В несъёмочные дни тоже? - Всё врем связывал! - И как вы к этому относились? - Нормальн относился. Нам с Мамедов всё равно. Если дэвюшк хочет грубо – мы можем грубо. Если хочет нэжно – можем нэжно. Как дэвюшк хочет – так и трахам. - А Раина, значит, любит, когда грубо? - Очень грубо любит. Чтобы совсем! - А Вера? - Вэра любит так грубо, как мы даже не можем. Один раз - зима был. Вэра к нам в гость пришёл, говорил: "Махмудов, Мамедов! Привяжи меня к батарей и так трахай!" Мы говорил: "Вэра! Нет! Тебе больно будет! Горячо!" Она опять: "К батарей хочу!" Мы думал - может, дэвюшк замёрз? Русский зима! Ай, холодно! И всё равно - не можем! Мы говорил: "Вэра! Давай мы тебя к кровать привяжем, как всегда! В два одеял тебя завернём, тепло будет!" Вэра нас ругал, ругал, потом говорил: "Ладно, давай в два одеял, кровать к батарей подвинь и трахай со всех сторон, чтобы семь пот сошёл!" Мы говорил: "Хорошо, Вэра! Так - можем!" - Понятно. – Сказал Малдин. – Любит девушка острые ощущения. Давайте к эпизоду с Поплавской вернёмся. - Ай! Поплавский! Как не хорошо получился! - Что там у вас дальше было? - Ну, что был? Стали трахать. Как всегда. Раин кричит, стонет, хохотает. Всё хорошо. И вдруг – раз. Не хорошо! Раин молчит, не двигай, что такой? Мы ей говорил: «Раин! Что с тобой?!» Она молчит, не дышит, как мёртвый! Мамедов! Не могу! Заплачу! Махмудов закрыл лицо руками и зарыдал. - Мы искусный дыханий делать хотел. – Продолжил рассказ товарища Мамедов. – А Вэра говорил: «Всё. Подохл! Заэблы дэвк!» Мы не знал, что делать. Стоял, плакал, Раин жалел – такой хороший дэвюшк! Такой весёлый! Вэра говорил: «Надо труп прятать, чтобы никто не знал». Мы говорил: «Надо в больница! Вдруг она ещё живой!» Но Гусев, Орлов, ишаки, Вэра слушал, нас прогнал. Мы домой пошёл. Плакал. Думал - мы, пидарасты, дэвюшк до смерт затрахал! Мамой клялись – никого больше не трахать! Тольк будущий жена! - То есть, на берег пруда не вы её тащили? – Уточнила Поскакушкина. - Нет. Не мы. Гусев, Орлов, наверно. Мы потом узнал, Раин ожил – очень радовался! Купил цветы, больниц пришёл, хотел прощений просить. Доктор не пустил. Сказал: «Ничего не понимат! Никого не узнаёт!» - Скажите, когда с Поплавской случилось… это несчастье. – Спросила Поскакушкина. – Когда вы занимались с ней сексом… Что делали остальные? - Как что? Что всегда делал. Счикатал! - Погодите. – Остановил его Малдин. – Я что-то запутался. То есть, вы её всей толпой сразу и трахали, и щекотали… - Нет! – Возразил Мамедов. – Мы с Махмудов трахал. Вэра, Орлов, Гусев – счикатал. - Так. Давайте по порядку. – Сказал Малдин. – Вы с Махмудовым трахали. Сразу или по-очереди? - Сразу трахал. Зачем очередь? Дэвюшк – не магазин. Сразу можно… - И как вы технически это проделывали? – Спросил Малдин. - Мы учиц приехал. – Проникновенно сказал Мамедов. – Юрист хотим стать. Технический не знай совсем… - Малдин, я тебе потом покажу, как они это проделывали! – Рассердилась Поскакушкина. – У них в фильме есть. - Да! Вы покажи ему! – Обрадовался Мамедов. – А то я не знай… Как все проделывал, так и мы проделывал… Когда два мужчин, один дэвюшк… Там это… - Вагинально и орально. – Перебила Поскакушкина. – Хватит об этом! Значит, вы занимались с ней сексом, а остальные щекотали. Все втроём? - Все троём. Орлов один нога счикатал, Гусев другой нога счикатал, Вэра подмишк счикатал. Раин так прыгал, что её трахать был тяжело! - Она же привязана была? – Удивилась Поскакушкина. - Её так счикатал, что она всё равно прыгал! - Ладно. Во время своих… - Поскакушкина замялась. - Своего культурного коллективного сексотраха… вы или кто-нибудь другой… употребляли наркотики? - Наркотык?! Нет! Мы никогда не употреблял! Дома, в Узбекистан, был. Там можно. А здесь – никогда! Вино пил, таблэтка кушал, а наркотык – нэ-э-эт. - Какие таблетки? – Поскакушкина даже привстала. - Таблэтка. Вэра приносил. Нам тоже давал. Говорил: «Хорошо для потенций!» - А остальные? Тоже их принимали? - Да все принимал. Раин, Вэра, Гусев, Орлов. Наверно, они для всё хорошо, не только для потенций. Таблэтка – не наркотык, да? - Разберёмся. – Пообещал Малдин. – Посмотрите на этих девушек. – Малдин выложил на стол фотографии Павловой и Баныкиной. – Никого не узнаёте? - Эта дэвюшк не знай. – Уверено сказал Мамедов, отодвигая фотографию Баныкиной. – А это Ларис! Смотри, Махмудов! - Где вы её встречали? – Спросил Малдин. - На киностудий. - Когда?! – Поскакушкина подошла ближе и опёрлась о стол Малдина. - Недавно. После, как мы Раин Поплавский совсем затрахал. - Так вы и Павлову трахали?! – Поскакушкина сверлила Мамедова взглядом. - Нет! Не трахал! – Испугался Мамедов. – Никого потом не трахал! Мы мамой клялись! - То есть, мамой клялись, а на оргии ходить продолжали? – Спросил Малдин. - Продолжал. Но никого не трахал. - А что же вы там делали? - Стоял, смотрел, дрочил. – Сказал Мамедов. – Вэра страшно нас ругал. Плохой слово обзывал. Ананисты! Пидарасты! А мы на неё смотрел и дрочил. Никого не трахал. Ни Вэра, ни Ларис. - Мы им говорил: пусть вас Орлов, Гусев трахат, что хочет с вами делат. – Подключился Махмудов. – А мы буду смотреть и дрочить. Счикатать буду, попка шлёпать буду, что хочешь буду. Трахать не буду. Мы мамой клялись! - Ясно. Мама - это серьёзно. – Сказал Малдин. – Ну, а что с Ларисой? Когда с ней это случилось, вы тоже там… стояли? - А что случился с Ларис?! – Испугался Махмудов. - Вы не знали? – Удивилась Поскакушкина. – Она в психиатрии, в том же состоянии, что и Раина. - Вай-вай-вай! Мамедов! Ты слышал?! Ларис с ума сошёл! Мы её не трахал, а она всё равно сошёл! Вай-вай-вай… - То есть, тогда вас там не было? – Спросил Малдин. - Не был! – Махмудов прижал ладони к груди. – Мамой клянусь! - Может, Вэра её заколдовал? – Предположил Мамедов. - Мышкина? – Удивился Малдин. – Как это – заколдовала? Она что – экстрасенс? - Нет. Не экстрасекс. – Сказал Мамедов. – Хотя да – экстрасекс… Но ни поэтому. - А почему? - Вэра жарица. - Что?! – Хором воскликнули Малдин и Поскакушкина. - Жарица. С Елена. - В смысле – жарится? – Спросил Малдин. – Сексом занимается? - Нет! Ты слушай! Не секс. – Мамедов перевёл взгляд с Малдина на Поскакушкину и обратно. – Жарица. С Елена. - Фамилия у этой Елены есть? – Спросил Малдин. - Не. У Елена нет фамилия – она не кто, а что. Метафизическая сущность. – Мамедов таинственно обвёл взглядом присутствующих. Махмудов кивнул, соглашаясь с оценкой товарища. - Малдин. Ты что-нибудь понимаешь? – Спросила Поскакушкина. - Нет. - Можете рассказать подробнее… о том, как Вера… жарится? И что это значит? – Попросила Поскакушкина. - У Вэра такой вэра. – Сказал Мамедов. – Типа православный, но не совсем. У них у всех такой вэра – Орлов, Гусев, Раин. И Вэра в эта вэра жарица. Типа как мулла. Но у нас дэвюшк в мулла ни берут. А у вас – пожалуста! Русский кюльтура. Мы понимат. Уважат. Дэвюшк жарица. Русский кюльтура! - Махмудов! Ты полегче на поворотах с русской культурой! А то улетишь в свой Узбекистан – пикнуть не успеешь! – Посуровел Малдин. - Подожди, Малдин! – Нетерпеливо прикрикнула на него Поскакушкина. – Жрица? - Да! Я говорил – жарица! – Подтвердил Мамедов. – С Елена. Русский кюльтура – ни всегда понятно… То – Иса… То – с Елена. - Жрица… Селены? – Догадалась Поскакушкина. - Вот-вот. Непонятно! – Подтвердил Мамедов. - Малдин. Ты радуешься? – Улыбнулась Поскакушкина - Чему тут радоваться? – Мрачно ответил майор. - В воздухе запахло неоязычеством. В твоей мракобесной терминологии – сатанизмом. - И что? Это сатанисты девушек жарят? - Вряд ли. Селена, Селена… - Задумалась Поскакушкина. - Надо поискать в сети. Похоже на какую-то разновидность Викки… - Да! – Обрадовался Мамедов. – Вика там тоже был! Мы её не видел, но они всё время про её говорил. Вика, Вика! Мы спрашивал – кто Вика? Познакомь, да? Они смеялся! Говорил – Вика такой, как мы, не над. Читайте в следующей главе:Я была словно девушка с плаката «Не заплывай за буйки!» Из тех плакатов, что в детстве пугают вас до слёз, а потом всю жизнь снятся в эротических снах.
trickster: Глава 16. Дева в щупальцах духовности.ОРТ-4. Спрут Духовности/Дева.- Изнасилован мокрецом, - произнес доктор Р.Квадрига, мучительно стараясь развести по местам глаза, которые съехались у него к переносице. Братья Стругацкие. Гадкие лебеди.Корпус генетики. 21 мая. - Слюшь, чо рассказывать? – Сказал Мамедов. - Мы не знай ничо! – Проныл Махмудов. - Рассказывайте, что у вас там с Мартыновой было! – Потребовала я. - Какой такой Мартынов?! – Возопил Мамедов. - Мы не при делах! – Подтвердил Махмудов. - Да? А злые языки утверждают - у вас с ней был секс втроём. – Удивилась я. - Вай, какой злой язык? Это пьяный Мамедов болтал, сам не знай что! – Сказал Махмудов. - Никакой секс не был! Ни втроём, ни в скальком! – Подтвердил Мамедов. - А если Мартынову позвать и спросить? – Предложила я. - Нет! Нет! Не над Мартынов! - Затараторили они. - Всё расскажем, как был! - Ну, так рассказывайте! - Слюшь, мы сюда учиц приехал. – Начал Мамедов. – Юрист хотим стать, взятка брать, калым копить, жениться хороший дэвюшк, дэтышк мног раадить! - А этот дэвюшк Мартынов пришёл, нас в кровать ложил, плохой вещь с нам делал! – Продолжил Махмудов. – Мамедов плакал потом! - Махмудов письмо мама писал: "Мама! Забери меня отсюда! Хочу домой!" – Добавил Мамедов. - А-а-а... То есть, это она вас на групповушку сподвигла?! – Удивилась я. - Она! – Махмудов прижал руки к груди. – И подвигал! И групушку трогал! И ему, и мну! - Слюшь... Дэвюшк... Пусти нас... – Взмолился Мамедов. – Мы ничего это не над. Ни секс никакой, ничего не хотим! В общежитий хотим – кушать, спать, дверь закрыть, никого не пускать, никакой дэвюшк! Я вздохнула, печально оглядывая груды перспективного спорт-инвентаря. - А как же "по кругу пустим", и всё такое? - Слюшь, это Мамедов. – Сказал Махмудов. – Он дурак совсем. Что говорит, не понимает. - Почему Мамедов дурак?! – Возмутился Мамедов. – Я шутка шутил. Думал смешно. Смеяться все будет. Южный мужчин должен говорить - женщин всегда хочет. Чтобы уважали! Это не значит, что он на самом деле всегда хочет! Это не Мамедов дурак! Кто шутка не понимай – он дурак! Я помолчала, прислушиваясь к тихому голосу своих желаний. - Вам, значит, шуточки. – Сказала я зловещим тоном. – А девушка наслушалась ваших обещаний и вся изнемогает от страсти! - Мамедов! – Вздохнул Махмудов. – Я тебе сто раз говорил – пожалуйста, фильтруй базар! Особенно при дэвюшк! Она потом не отстанет! - Не отстану! – Подтвердила я. - Дэвюшк! – Сказал Мамедов. – Мы раньше был два дурак. Трахал всё, что на дэвюшк похож. Мартынов трахал. Всех трахал. Но мы был не прав. Мы понял, что так нельзя. Бездуховность! Теперь до свадьба – дрочить, дрочить и ничего кроме дрочить. Я ахнула. Какой ужас! Неужели я снова опоздала! И всё из-за гордости! Опять хотела быть особенной! И вот результат – всех трахнули, а меня не хотят! Они всё-таки оказались неплохие ребята. Увидев слёзы в моих глазах, Махмудов и Мамедов стали меня утешать, называть ласковыми словами и целомудренно гладить по плечикам. Наверное, за это их девушки и любят. Каждой хочется, чтобы её пожалели, сказали что-нибудь нежное, а если при этом ещё и отдрючат во все щели – то совсем хорошо. Но с этим я пролетела. Наверное, им просто надоело обеспечивать секс-терапию всей женской половине универа. Вот и прикрыли свою благотворительную лавочку. - Дэвюшк, ты только не плакай! А то мы сам заплакай! – Утешал меня Мамедов. – Хочешь, мы тебя по попка отшлёпай? - По голой? – Спросила я, всхлипывая. - Как скажи – так и отшлёпай! – Обещал Мамедов. - А вам шлёпать можно? – Спросила я. – Это разве не бездуховность? - Шлёпай – не бездуховность. – Сказал Мамедов. - Может, немножко бездуховность. – Добавил Махмудов, поглаживая моё плечико с другой стороны. – Но если не сильно – тогда не бездуховность. - А если вон той штучкой? – Спросила я, указывая на валявшуюся среди инвентаря скакалку. Мне хотелось чего-то особенного. Если секс втроём никак, то пусть хоть выпорют как следует. Я этого раньше тоже не пробовала. Говорят, ощущения очень свежие. Махмудов и Мамедов дружно перевели взгляд на скакалку и хором сказали: - Это не гуманно. - И не кюльтурно. – Добавил Махмудов. - Ладно. – Сказала я. – А что вам ещё можно? - Если не жена трахай – бездуховность. – Сказал Махмудов. – Дэвюшк прыгалка по попка шлёпай – не гуманно. Остальной – можно. - Например? – Спросила я. Махмудов и Мамедов задумались. - Смотреть и дрочить? – Предложил Махмудов. - Это мне не очень. – Сообщила я. Махмудов и Мамедов задумались ещё крепче. - Что ещё можно делать дэвюшк, чтобы ей был приятно? – Произнёс, наконец, Мамедов. – Трахай, прыгалка шлёпай – нельзя… Смотри и дрочи ей не очень… Больше ничего. Только счикатай. Я фыркнула. - Нет уж! Спасибо! Меня и без вас весь день щекочут все, кому не лень! Думайте! Махмудов в отчаянии обвёл взглядом помещение. Его взгляд остановился на антигуманной скакалке. - Можно дэвюшк ручка-ножка завязай, как барашек. Вон та палка – в зубки вставляй, завязай, чтобы молчал, не ругался… – Махмудов засопел. – Штанишка, трусишка спускай, майка поднимай… - Так-так-так… Продолжай… – Заинтересовалась я. - А потом – смотреть и дрочить. Я вздохнула. - По вашему – это гуманно? - Не очень гуманно. – Согласился Махмудов. – Но если всё время приятно улыбаться – тогда гуманно. - Всё с вами ясно! – Расстроилась я. – Только о себе думать и можете! Махмудов огорчился. - Пусть тогда я будет дрочить, а Мамедов – счикатай. Может, тогда хорошо? – Предложил он. Я вздохнула ещё горше. Но в это время мне в голову пришла одна мысль. - А где именно Мамедов будет щекотать девушку? – Спросила я. - Где дэвюшк скажет – там и будет. – Сообщил Мамедов. - Прямо где скажет? – Усомнилась я. - Прямо где скажет! – Обещал он. – С точность до миллиметр! - А если, допустим, она скажет пощекотать ей сосочки? - Легко! – Сказал Мамедов. – Хоть сосочки, хоть что. - А если она скажет… – Продолжала допытываться я. – Пощекотать её где-нибудь между ножек? - И между ножек может хоть где! - И даже если где-нибудь немножко внутри? - И внутри посчикатай, и наружи посчикатай, и клюлитр посчикатай. О! Так всё не так плохо, как я думала! - А если девушка попросит пощекотать ей… клюлитр… язычком? – Спросила я чисто на всякий случай, без особой надежды на успех. - Как дэвюшк скажет! – Пожал плечами Мамедов. – Над язык - язык, над усы – усы! Весь кенгурингус как над сделай! Кенгурингус - не трахай, да? - Да-да-да! И усами тоже обязательно! – Обрадовалась я. Усы у него были что надо. В самый раз для «кенгурингуса». - А нельзя, чтобы Махмудов в это время пощипывал девушке сосочки? – Попросила я. – А подрочит он когда-нибудь потом? Махмудов состроил страдальческую морду. - Дэвюшк! Ты такой красивый! Я не может на тебя смотреть – так дрочить хочет! Если я твой сиська будет щипай – минута, два выдержит – потом дрочить начнёт. Мамедов хорошо, у него усы, рука не занят, дрочить всё время может. А мну тяжело будет! - А ты тогда зубами сосочки покусывай. – Предложила я. – Только осторожно! Смотри – не откуси! - Дэвюшк! – Укорил меня Махмудов. – Я что – сиська ни раз не кусал? Махмудов знает, как сиська кусать! Нежно! Как дитёныш! - И языком их легонько щекочи! – Наставляла я. - Не бойся! – Обещал Махмудов. – Всё будет высший разряд! - Ну, ладно. – Сказала я. – Кажется, обо всём договорились. Давайте уже начинать! Мне прямо не терпится! Махмудов взял "ту палку", оказавшуюся трубкой для подводного плавания, вставил мне в рот нагубник и стал приматывать трубку к моей голове найденой тут же липкой лентой. - Вот видишь, Мамедов, - говорил он, - я тебе говорил: духовность - хорошо. И нам душа спокойно. И дэвюшк приятно! Мамедов не ответил, занятый тем, что приторачивал к моим стянутым за спиной рукам согнутые в коленях ноги, но было заметно, что он полностью разделяет мнение товарища. Не знаю, как насчёт цепей, а в скакалке что-то есть. Если, конечно, вас не оставят связанной ею слишком надолго. Она так впивается в кожу… Словно вас поймал дикий спрут, затащил в своё логово и собирается насиловать щупальцами во все дырочки, одновременно пожирая мозг. Дыхательная трубка во рту усиливала это ощущение. Я была словно девушка с плаката «Не заплывай за буйки!» Из тех плакатов, что в детстве пугают вас до слёз, а потом всю жизнь снятся в эротических кошмарах. Гламурные подонки стянули с меня шорты и трусики, задрали майку… Не знаю, стоит ли рассказывать о том, что было дальше… В общем-то я уже всё рассказала. Никаких особых сюрпризов не было. Разве что – усы оказались настоящим орудием пытки, но пытки непереносимо восхитительной. Хорошо, что меня связали. Иначе я вряд ли смогла бы в полной мере насладиться этими ощущениями. Убила бы его и всё. Я тихо скулила в свою трубку от непрекращающейся мучительно-сладкой щекотки между ног, фыркала, когда Махмудов принимался лапать меня за бока липкими от спермы руками или Мамедов, не отрывая лица от киски, задумчиво проводил длинными музыкальными пальцами по моим изогнувшимся в напряжении ступням. И выла, когда очередной экстаз вкатывался в меня как шар в биллиардную лузу. Я потеряла счёт и этим экстазам, и времени. Я не открывала зажмуренных глаз и совсем потерялась в щупальцах моего ненасытного спрута. Когда осьминожка, наконец, насытилась моими оргазмами, стонами, завываниями, смехом, слезами, нервными клетками и прочими соками, и меня освободили, я какое-то время продолжала лежать с закрытыми глазами, не желая выныривать из этих тёмных, волшебных глубин… Я чувствовала, как мне нежно массируют руки, ноги, спину – только теперь я заметила, как страшно было напряжено моё тело всё это время. Мышцы болели, словно я целый день бегала туда-сюда по полосе препятствий для будущих шпионок Моссада. Хотя – кто знает, может, эта полоса так и выглядит – старенький мат в небольшой каморке и пара любвеобильных арабов с мозгами набекрень. Когда я открыла глаза, Махмудов и Мамедов, приятно улыбаясь, поинтересовались – не соглашусь ли я и в дальнейшем руководить их духовным развитием. Я слабым голосом ответила, что мне надо подумать и если надумаю – я с ними свяжусь. Тогда они предложили проводить меня до общежития, на что я ответила, что у меня на сегодня ещё есть кое-какие планы. Мы нежно распростились и неразлучная парочка удалилась восвояси, живо обсуждая свой переход на новый духовный уровень. Я вся была мокрой от пота и… прочей слизи. Прежде, чем одеться, я выглянула из каморки – у бассейна никого уже не было – и с разбега плюхнулась в воду. Читайте в следующей главе:Красным Клином по Чёрному Квадрату!
Wilka: Особо нравится мне, в качестве читателя: что вот практически во всех частях (кроме, возможно, вступления) щекотку из текста можно выбросить. Либо заменить на что угодно, на шлепки, порку, секс, гламурные либо не очень разговоры - и текст ничуть не потеряет в своей художественности. То есть на пресловутую щекотку ничто не зацикливается. И это хорошо. Тему, как балласт, легко вымарать - и подать нетематическим читателям под другим "соусом", под любым, на их вкус! Я так вряд ли научусь когда-либо. Да и пытаться не стану; у меня всё всегда жёстко привязано(((
Wilka: И ещё хотела бы заметить: правоверные мусульмане вряд ли согласятся на куни, особенно с чужими бабами. Хотя в Коране нет прямого запрета на оральные ласки, но они всё же не поощряются. В крайнем случае - с женой и по обоюдному согласию. И, дамы и господа, это не столько ссылка в Вики, сколько - да-да! - ЛИЧНЫЙ ОПЫТ. А вот теперь можете ржать.
trickster: Wilka пишет: Тему, как балласт, легко вымарать - и подать нетематическим читателям под другим "соусом", под любым, на их вкус!Если бы это было так просто... Совершенно не представляю, как этот текст "растематизировать". Так что получается типичное для меня "ни вашим, ни нашим"... Темы мало, но без неё всё развалится. Wilka пишет: ...правоверные мусульмане вряд ли согласятся на куни, особенно с чужими бабами."Никого не трахать - только будущий жена!" Проблемы с реализмом в образах Махмудова и Мамедова "кенгурингусом", мягко говоря, не исчерпываются))) Это гротеск ("вид художественной о́бразности, комически или трагикомически обобщающий и заостряющий жизненные отношения посредством причудливого и контрастного сочетания реального и фантастического, правдоподобия и карикатуры, гиперболы и алогизма.") Комические собирательные образы, наподобие Равшата и Джамшута (если не прямое их заимствование цитирование). Хотя, могу заметить - считать любого выходца из мусульманских стран "правоверным мусульманином" - стереотип, не обязательно соответствующий реальности. Молодой человек, который, вырвавшись из жёсткой традиционалистской культуры и очутившись в обществе, где позволено намного больше, пускается во все тяжкие, мне не кажется неправдоподобным. Природа сильнее "кюльтуры". Мои Махмудов и Мамедов воспринимают своё бытие в рамках чужой культуры как сон, где нет правил и запретов. Как галлюциногенный трип. Страну шиворот-навыворот, где можно то, что обычно нельзя (и что опять будет нельзя, когда они вернутся домой). Что вписывает их в структуру романа, где все герои, по разным причинам, находятся в ситуации галлюциногенного трипа, выпадают из привычного мира. Одни реально обдолбаны, другие вырвались из дома в "студенческие годы", третьи проводят расследование серии нелепых и фантасмагорических событий, что выносит их из повседневности и взрывает сложившиеся за годы отношения (это будет немного позже). И наконец, когда я придумывал своих "собирательных узбеков", меня вдохновлял романтический образ "благородного дикаря", постигающего таинственную и порочную цивилизацию)))
Wilka: trickster пишет: Молодой человек, который, вырвавшись из жёсткой традиционалистской культуры и очутившись в обществе, где позволено намного больше, пускается во все тяжкие, мне не кажется неправдоподобным. Природа сильнее "кюльтуры" Просто ты не знаешь мусульман с этой именно стороны..."Правоверность" - это не столько показушничество, как часто бывает у христиан, но "плоть от плоти". Даже не обязательно молиться. Они могут, оказавшись в "дикой" стране, пить спиртное и есть свинину(если уже край пришёл), но сексуальные традиции гораздо глубже и крепче.Запрет - что-то такое, чего даже в голову не придёт делать ни в какой ситуации. И ещё они всё время моются: до секса, после секса...))) Ладно, мы отклонились от темы.
trickster: Глава 17. Конструктивизм.ОРТ-1. По следам кинематографистов-любителей.Красный кирпичный дом фигурировал в показаниях всех свидетелей. Одни утверждали, что он трёхэтажный, другие – что четырёх. Одни обратили внимание на окна, замазанные мелом, другие - на окна, забранные решётками. И не было двух свидетелей, которые указали бы одно и то же место его нахождения. Братья Стругацкие. Град обречённый.Полицейское управление. 28 апреля. - И что ты думаешь? Они правда могли её до такого состояния… затрахать? – Поскакушкина всё ещё пребывала в шоке от исповеди порождений солнечного Узбекистана. - Поскакушкина. Ты у нас спец по медицине. Ты мне и скажи. – Малдин стоял перед окном и с интересом разглядывал захламлённый двор полицейского управления. Поскакушкина попыталась подавить эмоции и включить мозг. - Они не в первый раз с ней это проделывали. – Сказала она. – С её явного согласия. Почему, в этот раз на неё это так подействовало? - Мало ли. Может, у неё месячные были. – Малдин забросил в рот леденец. - Малдин! – Поскакушкина, чьи представления о женской чести и достоинстве и так претерпели жестокие удары, снова вспыхнула. - А что? Или там – полнолуние. Поскакушкина, открывшая была рот для суровой отповеди в адрес многомиллиардной банды самодовольных самцов, осеклась и потрясённо уставилась на коллегу. - Что ты сказал? – Переспросила она. - Полнолуние. А что? Чего сразу обижаться? – Малдин повернулся к ней, перекатывая леденец за щеками. Поскакушкина яростно стучала пальцами по клавиатуре компьютера. - Малдин! Знаешь, что ты гений? - Знаю. - За это я тебя и люблю. - Правильно делаешь. - Все три случая приходятся на полнолуние! Плюс-минус 10 часов. А я всё думаю – что это за цикл ежемесячный? - Ну, вот! – Обрадовался Малдин. – В обычные дни всё нормально было. А в полнолуние – затрахали. Приливная сила повлияла. - Малдин, молчи! Пока я не разочаровалась в твоей гениальности… - Я одно не пойму. – Малдин легкомысленно пренебрёг хорошим советом. – А остальных кто затрахал? Эти заморыши Гусев и Орлов? И вообще – что мы им будем шить? Неосторожное обращение с девушкой, повлёкшее за собой тяжкие последствия? Изнасилования – нет, телесных повреждений – нет, ничего нет, кроме трёх девиц в психушке! - Вот именно. Этим кающимся ё*ырям ничего и не предъявишь… – Поскакушкина мрачно уставилась в монитор компьютера. – Их и задерживать не за что. - Пока. – Малдин поднял палец. – У нас ещё целая куча вопросов без ответов. - Да! – Оживилась Поскакушкина. – И первым делом надо наведаться на их съёмочную площадку! Пока они там субботник не устроили! Может быть, всё-таки стоило их задержать… - А я говорил! Сначала всех в кутузку, а потом уже, не торопясь, разбираться. – Напомнил Малдин. - Тебе дай волю… - Вздохнула Поскакушкина. - … начнётся новый тридцать седьмой. – Закончил Малдин. – Ты уже говорила. Жду не дождусь этого мига. Вот дорасту до замминистра и устрою дискотеку тридцатых! - Ага. – Сказала Поскакушкина. – Танго под баян. «Утомлённое солнце нежно с морем прощалось…» Лучше в ресторан меня своди! И чтобы был живой джаз! - Договорились! – Улыбнулся Малдин. – Закончим дело и буду купать тебя в джазе! - Сгораю от нетерпения! Пошли! Корпус генетики. 28 апреля. Торкнувшись для порядка в главный вход, действительно оказавшийся закрытым, федералы двинулись вдоль здания и вскоре наткнулись на открытый пожарный выход. Корпус сильно напоминал лабиринт. Что за чокнутый гений проектировал его в былые советские годы, можно было только предполагать. После получаса бесцельных блужданий по коридорам, Поскакушкина нашла дверь, за которой открывалась лестница в подвал. - Малдин! Сюда! – Крикнула она. - Что? Нашла что-нибудь? – Спросил майор, сбегая по лестнице. Поскакушкина стояла посреди помещения, уперев руки в боки, и внимательно оглядывалась. - Знакомый подвал! – Сообщила она. – Они здесь «Подземелье мутантов» снимали. - Может, сфотографируемся на память? – Предложил Малдин. – Историческое место! - Без меня. – Сухо сказала Поскакушкина, открывая одну из дверей, ведущих в соседние помещения. Изучив мрачную котельную и вспомнив – кто-то с содроганием, а кое-кто – не без удовольствия – снятые здесь пикантные сцены, федералы вернулись в первое помещение. Малдин дёрнул следующую дверь. - Лестница. Вверх и вниз. Ничего не напоминает? - А как же! – Поскакушкина пошла наверх. – Первые кадры «Пленницы сатанистов». Монахи с чёрными свечами… - Интересно, что внизу? – Сказал Малдин. – Не ожидал, что здесь подвалы в два яруса… - В фильме они поднимаются. Там должно быть большое помещение. С кафельным полом. Где всё остальное снято… Поскакушкина поднялась по лестнице и потянула на себя дверь. Малдин двинулся следом. - Ах! Понятно! – Поскакушкина улыбнулась. – Бассейн! Поэтому кафель. - А я уж думал, это большой сортир. – Сказал Малдин. – На 150 студентов-генетиков. А чё? Конструктивизм! Полное обобществление быта. Я фильм документальный видел… Поскакушкину не впечатлили познания Малдина в истории советской архитектуры. Она быстро направилась в другой конец обширного помещения, обходя по краю большой спортивный бассейн. - Здесь их «алтарь» стоял… - Сказала она, выходя на просторную площадку перед бассейном. – С голой Поплавской в качестве вишенки на торте… - А это что за дерьмо?! – Малдин поскользнулся и чуть не рухнул в пустой бассейн. - Чёрный воск. – Сказала Поскакушкина. – Они здесь пентаграмму малевали. Мелом. Можно ещё рассмотреть следы. Странно. Фильм про сатанистов снимали почти полгода назад. По краям горели чёрные свечи. - Ну, да. Помню. – Проворчал Малдин. - А это что? – Поскакушкина постучала пальцем по стеклу. На площадку перед бассейном выходила дверца, а рядом с ней – большое окно, явно в то же помещение. - Какая-то подсобка. – Пожал плечами Малдин. - А окно зачем? - Мало ли. Может, здесь касса была. Абонементы в бассейн продавали. Или билеты для желающих полюбоваться на прелестных купающихся студенток. Я ж говорю – конструктивизм. Красным клином по чёрному квадрату. Нам, из прекрасного далёка, не понять. Дверца оказалась не заперта. Поскакушкина вошла внутрь и щёлкнула выключателем. Это действительно была небольшая комната вроде подсобки. - А вот и запас чёрных свечек. – Сказала она. – И чёрт знает, чего ещё. Малдин, войдя следом, с интересом оглядел стеллаж, уставленный, видимо, кинореквизитом. Черепа… Кажется, козлиные. Какие-то мрачного вида чаши… Малдин взял одну из них. - А вот эту неплохо было бы сдать в экспертизу. – Сказал он. – Похоже, они здесь коктейли из крови девственниц смешивали… Поскакушкина взяла чашу и удивлённо вскинула брови. - Похоже на настоящую кровь… – Тихо сказала она. – Зачем им настоящая кровь для съёмок? Да я и не помню, чтобы в их фильмах этот сосуд фигурировал… В углу комнаты раскинулся просторный спортивный мат, в полметра толщиной, предназначенный, кажется для прыжков в высоту. Малдин, натрудивший ноги в странствиях по генетическому лабиринту, улёгся на него, оставив Поскакушкиной изучение реквизита. У стены что-то щёлкнуло, словно какой-то предмет, застрявший между стеной и толстым матом, провалился до пола. Малдин тут же запустил туда руку. - Смотри. Телефон кто-то потерял. – Сказал он. - Женский. – Сказала Поскакушкина, подойдя и рассмотрев находку. - А чем женские от мужских отличаются? Никогда не понимал. Что - число кнопок чётное? - Тем, что мужчины такие не покупают. - Да, ладно! Я всегда в первый попавшийся тыкаю, не глядя. - Вот поэтому и не покупают. Мужской телефон – первый попавшийся, а женский – единственный подходящий, найденный после долгих и мучительных поисков. Полицейское управление. 28 апреля. - Малдин. По неестественно спокойному тону Малдин понял, что Поскакушкина обнаружила что-то невероятное. - Аюшки? – Откликнулся он. - Это телефон Баныкиной. - Ого! – Малдин вскочил с подоконника и подошёл к компьютеру, за которым сидела Поскакушкина. – На симке что-нибудь есть? - Да. – Поскакушкина пару раз щёлкнула мышкой. – Много аудиофайлов. Слишком маленьких для музыки. Похоже на диктофонные записи. И видео… Один файл. Большой. Занимает всё оставшееся место. Сохранён автоматически. Час сорок шесть ночи на двадцать третье февраля. Утром Баныкину найдут без сознания… - Давай видео! – Хищно сказал Малдин. – С диктофоном потом разберёмся. Поскакушкина открыла файл. Читайте в следующей главе: Почему эти руки всё время тянутся к местам, где девушек без разрешения трогать не принято?
trickster: Глава 18. Девушка с секретом.ОРТ-5. Дева/Дева.Вообще-то, для сюжета это даже хорошо: секретный институт, часовые, шпионы... патриотизм патриотической уборщицы Клары... экая дешевка. Братья Стругацкие. Гадкие Лебеди.Университетский Городок. Понедельник, 1 февраля. Здравствуй, дорогой дневник. Меня зовут Тереза Баныкина. Не удивляйся такому необычному имени. Я сама до сих пор удивляюсь. Просто мои мама и папа – очень необычные люди, с закидонами. Я вся в них. Совсем недавно я сдала свою первую, зимнюю сессию в университете. Папа и мама так обрадовались, что наконец-то подарили мне нормальный телефон, как у всех. Теперь я тоже могу фотографировать и снимать всё подряд. Это очень кстати. Ещё я могу диктовать в него свои мысли и наблюдения. Это намного удобнее, чем записывать их в блокнотик. Для этого я и завожу тебя, дорогой дневничок. У меня есть мечта. Я хочу работать в полиции и расследовать всякие преступления. Особенно – какие-нибудь необычные. Для этого я и поступила на юридический факультет. Но в полиции я буду работать ещё не скоро. Мне ещё учиться целых три с половиной года. А заниматься расследованиями я хочу уже сейчас. Мне же нужна практика! А не только разучивать всякую ерунду, какой нас пичкают на лекциях. Тем более, в этом университете столько всего, что можно расследовать! Чем дольше я здесь учусь, тем больше узнаю разных тёмных тайн! Например, некоторые студенты дают взятки преподавателям. Конечно, это меня не очень удивило. Сейчас везде коррупция. Я решила, что такие мелочи не стоят моего внимания. Здесь есть вещи поинтереснее. Не успела я сдать вступительные экзамены, как одна старшекурсница предложила мне купить у неё наркотики! Прямо в аудитории, когда я вышла с экзамена по теории государства и права! Я отказалась и стала следить за этой студенткой. Это оказалось так интересно! И как же я удивилась, дорогой дневник, когда я пришла устраиваться в общежитие и оказалось, что я буду жить в одной комнате с этой самой студенткой! Её зовут Лариса. Вообще-то, она оказалась неплохой девушкой, хоть и торгует наркотиками, и мы скоро подружились. Только она очень странная… Я попозже тебе о ней расскажу, дорогой дневник, а то она уже идёт! Университетский Городок. Пятница, 5 февраля. Здравствуй, дневник. Лариса уехала в клуб с какой-то подружкой. Меня она тоже звала, но я совсем не люблю эти клубы. Там такой шум! Все девушки страшно чем-то заняты, а мальчики – стоит к ним подойти, сразу лезут целоваться. В общем, ни с кем нельзя поговорить. Побыть одной в общежитии – намного приятнее. И вот, наконец, у нас есть возможность поболтать, дорогой дневничок! Посплетничать о Ларисе. При ней я вообще стесняюсь с тобой разговаривать. Она подумает, что я сдурела. Я решила начать своё расследование дела о наркоторговле с того, чтобы хорошенько расспросить обо всём Ларису. К сожалению, она увиливала от ответов на мои вопросы. Тогда, в конспиративных целях, я предложила ей продать мне несколько этих таблеток. Увидев деньги и почувствовав во мне родственную душу, Лариса сразу стала разговорчивее. Оказалось, наркотические таблетки производятся прямо в университете! Где-то на факультете химии. Кто этим занимается, Лариса не знала. Как выяснилось, она занималась всем этим совсем недолго. Ей нужны были деньги, а одна знакомая предложила помочь ей с продажей этих таблеток. Но Ларисе совсем не понравилось этим заниматься и продолжать она не собирается. Я сразу спросила - что это за знакомая? Лариса уклонилась от ответа, но сказала, что если мне нужно ещё – она всегда может достать. Через некоторое время она сама вернулась к этому разговору, спросив, не надо ли мне ещё таблеточек. Я ответила, что сейчас у меня плохо с деньгами, но я всё ещё хочу познакомиться с той её знакомой – на будущее, чтобы не обременять Ларису. С деньгами у меня в самом деле было плохо. Ведь я совсем недавно начала вести самостоятельную жизнь и ещё совсем не научилась рационально ими распоряжаться. Лариса улыбнулась и сказала, чтобы я не грустила – она всегда готова поделится со мной своими запасами. В тот же вечер Лариса предложила мне, как она это назвала, «закинуться». Я увиливала, как могла, но она была настойчива. В конце концов, чтобы не разрушать свой конспиративный образ закоренелой наркоманки, я вынуждена была согласиться и съела одну таблетку. Сама Лариса выпила сразу две. Сначала ничего не происходило, но постепенно я стала чувствовать удивительную лёгкость. Все проблемы показались мне пустячками. Всё вокруг стало необычайно красивым и приятным. Мне хотелось смеяться, шалить и дружить со всеми! С Ларисой происходило тоже самое. Не прошло и пятнадцати минут, как мы уже хихикали и щекотали друг друга будто две рехнувшиеся школьницы. Потом, как-то незаметно, мы стали целоваться и трогать друг друга в разных местах… Я должна признаться тебе, дорогой дневник – но ты ни кому ни рассказывай, особенно Ларисе – что в тот момент это показалось мне очень приятным. Но утром, вспомнив всё это, я была в ужасе! Я боялась взглянуть на Ларису. А она вела себя так, будто ничего особенного не произошло. Но самое странное случилось на следующую ночь. Лариса перебралась ко мне в кровать, залезла под одеяло и снова стала меня везде трогать! Я не знала, что делать! Я отвернулась к стене и только упрашивала её оставить меня в покое. Тогда она засмеялась и снова стала меня щекотать. Вообще-то, в тот раз, когда мы хихикали и щекотались после таблеток – это я просто так выразилась. На самом деле она щекотала, а я хихикала. Когда меня кто-то щекочет, я становлюсь совсем беспомощной. Я даже вырываться не могу, только вся сжимаюсь и смеюсь. Подружки в школе всё время этим пользовались, когда им нужно было что-то у меня выпытать, отнять или просто хотелось развлечься. Лариса сказала, что раз я не желаю целоваться, она будет меня щекотать. В наказание за то, что я такая плохая подруга. Но я ни за что не хотела с ней целоваться! Я совсем не такая! Она щекотала меня, щекотала… А потом обняла и скоро уснула. Я как-то не решилась выбраться из её объятий – вдруг она проснётся и совсем защекочет меня! Постепенно я пригрелась и тоже уснула. Проснулась я от того, что кто-то щекочет мне ноги. Конечно, это была Лариса. Она сказала, что я соня и уже пора на занятия. Когда я спрятала ноги под одеяло, она вытащила их, уселась сверху и стала щекотать - так, что весь мой сон как рукой сняло. Но Лариса никак не унималась. Теперь она заявила, что это будет мне вместо зарядки. Представь себе, дневник, она где-то вычитала, что десять минут щекотки сжигают сколько-то там калорий, а я, оказывается, слишком толстая! Я хотела сказать, что никакая я не толстая и нет у меня никаких лишних калорий, но вместо этого только ухахатывалась. Мама всегда говорила, что у меня такая конституция. Что я и должна выглядеть чуть-чуть полненькой, и что это – естественная красота. Я с ней совершенно согласна! Но Ларисе этого не объяснишь. Она вечно читает «Космополитен» и тому подобные глупости. С тех пор Лариса завела обычай щекотать меня каждый день. То она устраивала мне очередную «зарядку», говоря, что ещё сделает из меня супермодель, то щекотала меня, потому что у неё хорошее настроение, то наоборот – потому что плохое. И знаешь, что, дневник? У меня возникло подозрение, что на самом деле ей просто хочется потрогать меня в разных эротических местах – вот она и придумала удобный предлог забраться мне под маечку или пошарить между бёдер, чуть ли не в трусики залезть. Один раз я не утерпела и прямо спросила – не лесбиянка ли она? Я сказала ей, что нормально отношусь к сексуальным меньшинствам, просто мне неприятно, когда они валят меня на кровать и везде трогают под видом щекотки. Лариса очень смеялась и ответила, что никакая она не лесбиянка, просто я такая пухленькая и аппетитная, что руки сами тянутся ущипнуть меня, пощекотать и помучить. И конечно - тут же стала это делать! Но я всё равно спросила - сквозь смех - а почему эти руки всё время тянутся к таким местам, где девушек без разрешения трогать не принято? Тогда Лариса рассердилась и сказала, что я переношу на неё свои порочные, извращённые фантазии и за это должна быть строго наказана. Дорогой дневник! Я была так потрясена и ошарашена этой неожиданной идеей, что почти не сопротивлялась, когда Лариса вытащила откуда-то длинный ремешок, повалила меня на кровать, связала мне руки и привязала их к изголовью. Я лежала вниз лицом, совершенно беспомощная, а она улеглась сверху и стала щекотать мне подмышки своими ноготками! Раньше, когда меня щекотали, я всегда прижимала руки к бокам, и забраться мне подмышки было не так-то просто. А теперь мои руки были вытянуты над головой и я никак не могла защититься. К тому же на мне была маечка без рукавов, оставляющая подмышки совсем открытыми. Они были в полном распоряжении Ларисы и её длинных наманикюренных ногтей! Ой, дневник! Как же я смеялась! А Лариса чуть ли не мурлыкала от удовольствия и сразу было видно, что она собирается делать это со мной ещё долго-долго-долго. Она спросила – может, подмышки у меня тоже эротические? Я закричала: нет – не эротические! А она сказала, что она считает – ужасно эротические, и она от них просто так не отстанет, пока я не признаюсь, что это я лесбиянка и тайно её вожделею. Конечно, я отказалась! А потом, конечно, согласилась. Куда мне было деваться? Если бы ты, дорогой дневник, был девушкой – сразу бы понял, каково это – когда щекочут подмышками, а ты ничего не можешь сделать, чтобы это прекратилось! Когда я признала себя лесбиянкой и повторила это раз пять, Лариса наконец-то оставила мои подмышки в покое. Но это было только началом моего наказания. Она перевернула меня на спину, стащила с меня домашние бриджи, нашла какие-то верёвки и привязала мне ноги к краю кровати. Каждую по отдельности, чтобы я не могла сдвинуть их вместе. Я была очень испугана и взволнована. И в то же время… у меня было очень странное ощущение… словно сейчас… что-то произойдёт. И я хочу, чтобы это произошло… Лариса вытащила свои таблетки, съела две штучки и заставила меня тоже съесть таблетку. Потом она села у меня в ногах и стала очень нежно щекотать мне ступни. Это было щекотно и в то же время очень приятно. Я хихикала и чувствовала, что постепенно теряю голову. А потом она поползла пальцами вверх по моим ногам… Примерно как сейчас я… Ты этого не видишь, дорогой дневничок… Я сижу на кровати совсем голая… одной рукой держу тебя… а другой… делаю разные вещи… Так приятно побыть одной… когда никто не видит… Но я отвлеклась… Лариса добралась до моих бёдер… и стала… щекотать их… изнутри… она и раньше… меня там щекотала… но я всегда… крепко-крепко сжимала бёдра… и её рука… ползала там… как ложечка в молочном киселе… так медленно… и сладко… а в тот раз… мои ноги были… так привязаны… что я не могла… их сдвинуть… её руки… сразу обе… быстро-быстро… бегали пальцами… по ляжкам… да… ляжкам… можно я их так… назову… грубо… обычно я так не делаю… но сейчас… мне хочется назвать их… ляжки… дневниииииииик… мне было так щекотно… я вся выгнулась… мостиком… я даже смеяться не могла… а только так… потявкивала… попискивала… задыхалась… не так… как сейчас… сильнее… потом она… сдвинула мои трусики… и стала щекотать прямо там… где я себя… щекочу сейчас… но я не умею… так… это только она… умеет… потом она… полезла вглубь… а другой рукой… так и щекотала снаружи… дневничок… можно я тебя положу? Мне тоже нужна другая рука… ты полежи здесь… мы… потом поговорим… Читайте в следующей главе:Пионеры-герои терпели и тебе велели!
trickster: Я произвёл нехитрые расчёты и выяснил, что, если я хочу закончить публикацию к началу лета, придётся выкладывать по две главы в неделю...
полная версия страницы