Форум » Творчество форумчан » Ноги Лауры » Ответить
Ноги Лауры
trickster: Эту маленькую повесть я написал два года назад. Идея возникла, когда я рассматривал замечательные коллажи Макса Эрнста 20-30-х годов. Любители нашей темы могут знать эту его работу: Возможно, кому-то попадалась и оригинальная иллюстрация, которую Эрнст взял за основу своего коллажа. Если так - буду признателен за наводку. Мне её найти не удалось (а ведь это явно иллюстрация - по идее, должен существовать и текст, который она иллюстрирует). Но я отвлёкся. Работы Эрнста не только навели меня на идею повести, но и вдохновляли в течение всей работы над ней. Подсказывали развитие характеров и сюжетных ходов. Это они направили автора в дебри дадаизма и раннего сюрреализма, куда теперь он силится заманить читателя. И конечно - я использовал их в качестве иллюстраций. Но не только их. Другим источником иллюстраций и вдохновения стали работы салонных классицистов XIX века. Я их обожаю! Да и как можно не любить этих развратников! Ну, и конечно - афишки Тулуз-Лотрека, призванные воссоздать дух Парижа конца XIX века, где происходит действие. Плюс - самые разные материалы вплоть до современных фотоколлажей, вроде того, что я подобрал для первой главы. В общем - это повесть о художниках, искусстве и воображении. Тема служит кристаллом, пропускающем через себя и преломляющем эти потоки. Её отблески рассыпаны по всем шести главам, хотя лишь в одной акцентируются до привычной для тематической литературы концентрации. Поэтому читатель, нацеленный на тематическую "литературу действия", возможно, будет разочарован. Перед вами - тематическая литература болтовни.
Ответов - 52, стр:
1 2 3 All
trickster: Ноги Лауры. Поверите ли, сударь, что собачонка не стоит восьми гривен, то есть я не дал бы за нее и восьми грошей; а графиня любит, ей-Богу, любит, - и вот тому, кто её отыщет, сто рублей! Николай Гоголь. Нос. 1. Шкатулка с секретом. Илл. 1.1. Фотоколлаж Арона Найса. Я и месье ГигУ сидели в гостиничном номере и предавались разнообразным скорбным мыслям, вертящимся вокруг того факта, что платить за этот номер нам было нечем. Эти гостиничные номера в последнее время так подорожали! Пойти и заработать денег мы не могли, поскольку это противоречило нашим эпикурейским убеждениям. Жизнь дана человеку для наслаждения, а не затем, чтобы растрачивать её на унылое пребывание в пыльной конторе, не говоря уж о менее приличных способах заработка - вроде стояния за прилавком в какой-нибудь пошлой лавчонке. Гордость свободных художников не позволяла нам пасть столь низко! Поэтому мы сидели и тихо страдали в ожидании неизбежного появления разгневанного хозяина со своими лакеями. Дух безнадёжности витал над нами словно стервятник над умирающими в пустыне. У нас закончились сигары. У нас не осталось ни капли вина. Мы не завтракали. И не ужинали. А вчера на обед мы довольствовались одним круассаном на двоих. У нас не было денег даже на кофе! Единственным, что меня согревало, была надежда на внезапную кончину богатого дядюшки, который на смертном одре завещает мне своё состояние. Правда, дядюшки у меня не было. Но ведь у папА мог быть брат, с которым его разлучили в бессознательном возрасте. И папА ничего об этом не знал. Этот брат прожил всю жизнь за океаном. Он плавал по морям, занимался работорговлей и нажил к концу жизни баснословное состояние, оставить которое ему было некому. Жена его сбежала с финансовым инспектором. Дядюшка разочаровался в браке. Так и не женился больше. Детей у него не было. И вот, на пороге смерти, этот одинокий человек узнаёт, что где-то в Париже обитает его племянник - талантливый, но пока малоизвестный художник. "Я завещаю ему свои средства!" - Воскликнет дядюшка. - "Чтобы он жил, творил и ни в чём не нуждался! Срочно отправьте ему телеграмму!" "Невозможно!" - скажете вы. Как бы не так! В мире случаются и куда более удивительные вещи. В дверь постучали. Я вздрогнул. Гигу уронил трость, которой нервно поигрывал. К счастью, за дверью был не хозяин со своими громилами. - Месье! Для вас посылка. Портье попытался торжественно вступить в номер, держа в руках внушительный свёрток, форма которого явственно тяготела к параллелепипедной. Я предусмотрительно преградил ему дорогу. - Посылка? От кого? - Доставлена с почтой. – Портье взглянул на приклеенный к свертку бланк. –Отправитель не указан… Для занимающего номер 205. Весьма странно… Однако имеется отметка о том, что доставка оплачена. - Давайте скорее! – Воскликнул я, хватая свёрток. – Гигу! Распишитесь в получении! У меня руки заняты. Какой тяжёлый… Я водрузил параллелепипед на стол. Гигу расписался в протянутой портье тетради. Теперь они стояли друг против друга. Портье мялся в ожидании чаевых, Гигу смотрел на него честными глазами и приятно улыбался. Всегда завидовал его наглости. Я бы так не смог. Портье покашлял. - Месье что-нибудь нужно? - Осведомился Гигу. Поняв, что подачки не будет, надоедливый служитель удалился. Наконец, мы были наедине со своей добычей. - Гигу! У вас нет, случайно, дядюшки? - А у вас? – Откликнулся мой приятель. - Увы. – Я разрезал верёвку, обвязывавшую свёрток и зашуршал бумагой. - О-ля-ля… - Удивлённо протянул Гигу. В свёртке оказалась большая чёрная коробка. Деревянная, украшенная резьбой - cкорее, даже – шкатулка. Пара футов в длину, полтора в ширину и фут в высоту - по пропорциям она напоминала огромный спичечный коробок. - Как вы думаете, Гигу, что там внутри? Мой старый друг приподнял шкатулку, потряс, прислушался к доносящимся изнутри звукам (я ничего не расслышал), поставил на место и принялся разглядывать с разных сторон. - Вы знаете, БурбакИ… - Произнёс он в некотором замешательстве. - Вопрос скорее в том, как она открывается… - Шкатулка с секретом! – Воскликнул я. – Превосходно! - Что же в этом превосходного? – Поморщился Гигу. - Нам предстоит разгадать загадку! А это всегда так захватывает! Илл. 1.2. Арон Найс раскрывает секреты коллажа. - Нам?.. – Гигу вздохнул, продолжая разглядывать и ощупывать таинственную шкатулку. Я не сводил с него глаз, сгорая от нетерпения. - Здесь сбоку какая-то пружинка. – Произнёс он, наконец. – Что если потянуть за неё? Внезапная мысль пронзила меня. - Стойте, Гигу! – Закричал я. – Вдруг там динамит! - Бурбаки! Не болтайте глупости! Откуда там динамит? - Вдруг её нам прислали анархисты! - Что за ерунда? Бурбаки! Вы опять начитались бульварных газеток? Анархистов не бывает! Их придумал этот писака Жерардо, чтобы поднять тиражи своей "Сосиаль монитёр". - Как это не бывает? Да я сам читал в юности князя Кропоткина! - Вот как? Хорошо! Но тогда получается, что вы и есть самый настоящий анархист! - Как это?! - Ну вы же сами признались, что читали этого вашего Кропоткина. И кто вы после этого? Типичный анархист! Илл. 1.3. Михаил Бакунин - автопортрет. Надар - фотопортрет М.Бакунина. - Я?! – Возмущёние моё было неподдельно. - И что? – Прищурился Гигу. – Много у вас динамита? - У меня его нет! Я даже не знаю, как он выглядит! И где растёт! - Вот видите. И у остальных анархистов - та же проблема. Кропоткина читали, а где динамит растёт - не знают. Так что - напрасно беспокоитесь. Никакого динамита здесь нет. Я немного успокоился. Гигу возился с пружиной. Внезапно в шкатулке что-то щёлкнуло. Её торцевая стенка опустилась как подъёмный мост средневекового замка. Недра шкатулки издали скрежет и из тёмного проёма с бесстыдной торжественностью выехали на всеобщее обозрение… чьи-то голые ноги! Выдвинувшись до середины лодыжек, ноги остановились и пошевелили пальцами. Мы с Гигу онемели от изумления. Да что там – мы были так поражены, что стояли, не в силах пошевелиться! - Гигу… Что это?! – Прошептал я. - Хм… По-видимому - ноги. – Ответил мой друг. - Но чьи?! – Спросил я, по-прежнему не отрывая глаз от шкатулки. Гигу присмотрелся. Приблизил к ногам лицо, тщательно оглядел их с разных ракурсов и, наконец, вынес свой вердикт: - Вероятно, женские. - Вы в этом уверены? – Воскликнул я. Гигу задумался. Он осмотрел ноги самым тщательным образом ещё раз и даже понюхал их. - Ну, точно. Женские. – Уверенно сказал он. - Гигу! Где вы научились различать ноги по запаху? - В ранней молодости мне пришлось служить секретарём в присутствии министерства народного просвещения. Поработали бы вы там с моё - тоже бы всё знали о том, какие ноги как пахнут. Меня передёрнуло. - И где эта женщина? – Недоумевал я. – Не могла же она поместиться в этой шкатулке? - Может быть, это маленькая женщина? Знаете, Бурбаки, мне приходилось встречать ТАКИХ маленьких женщин… - У ТАКИХ маленьких женщин, Гигу, не может быть ТАКИХ… крупных ступней… - Ну! Не такие уж они и крупные! – Гигу приложил к одной из ног свою ладонь. – Смотрите! Она лишь немного больше моей руки! Должно быть, почувствовав исходящее от ладони Гигу тепло, нога потянулась за ней, словно хотела потрогать. Гигу поспешно отдёрнул руку. - Знаете, Гигу. У меня мелькнула ужасная мысль, что эти ноги могут быть… отрезаны… - Бурбаки! Вы же сами видите – они шевелятся! - А что если это… последние конвульсии… Мне доводилось читать про одного капрала, которому на поле боя оторвало голову, а он продолжал бежать вперёд со знаменем в руках и петь «Марсельезу»! То есть… Пела-то, наверное, голова… А тело шло в атаку и пало, только когда вражеский бастион был взят! Илл. 1.4. Макс Эрнст. Коллажи из альбома «Неделя доброты». - Господи! Бурбаки! Сколько можно говорить – прекратите читать бульварные газетки! Там и не такое напишут! Гигу взял ноги за щиколотки и осторожно потянул. Ноги держались крепко. Гигу потянул сильнее. - Чёрт возьми! Бурбаки! Да помогите же! Какое-то время мы с Гигу, сопя от усилий, тянули за ноги, надеясь вытянуть на свет их обладательницу. - Нет, Бурбаки. Бесполезно. - Воскликнул, наконец, Гигу. - Эта шкатулка слишком мала, чтобы в ней поместилась целая женщина. Она и для этого-то мала! - Он кивнул на ножки, торчащие из удивительной шкатулки. - Даже колен не видать. Откуда всё-таки они торчат? - Гигу засунул нос в шкатулку. - Нет. Ничего не видно. - Там темно. - Сказал я. - А если пощупать? Гигу засунул руку в шкатулку. - Ничего не понимаю. - Сказал он. - Просто торчат и всё! Не понятно, где они там начинаются... - И всё-таки. – Сказал я. – Вы уверены, что они живые? Может быть - это какой-то хитрый механизм? Я провёл пальцем по одной из бесстыдно торчащих перед нами подошв. Ножка подпрыгнула и поджала пальчики. Гигу, заинтересовавшись, тут же пощекотал другую. Результат был аналогичен. Тогда Гигу стал щекотать ножку обеими руками сразу. Сестрички энергично задёргались, пытаясь спрятаться от Гигу друг за дружкой. - Нет, друг мой! – Пробормотал Гигу, не прекращая свои опыты. – Механизмы щекотки не боятся! Вы только посмотрите, как они дёргаются! Я не удержался и присоединился к своему приятелю. Какое-то время мы забавлялись, по очереди трогая и щекоча ножки, заставляя их уклоняться то в одну, то в другую сторону. Затем, не сговариваясь, мы поделили наши игрушки пополам, причём мне досталась левая, а Гигу – правая. Вот всегда ему самое лучшее! Я действовал незатейливо, просто бегая пальцами обеих рук туда-сюда от пятки до пальцев доставшейся мне ножки, и с удовольствием наблюдал за её причудливыми извиваниями. Гигу был куда беспощадней к своей пленнице. Одной рукой он отгибал назад её пальчики, а другой медленными паучьими движениями царапал свод стопы. Лишённая возможности дёргаться и уворачиваться, бедняжка мелко и часто вздрагивала, показывая до чего ей щекотно. Гигу так разошёлся, что стал щекотать ножку своими усами, а потом - даже языком! - Гигу! – Со смехом сказал я. – К этому вы тоже в присутствии народного просвещения пристрастились? - О, нет. - Отвлёкся Гигу от своей дегустации. - Это когда секретарём у инспектора женских училищ. Мне там и не такое облизывать доводилось! - Мой бедный друг! - Воскликнул я. - Как жестока была к вам судьба! Гигу неопределённо хмыкнул. Осенённый новой мыслью, я… Продолжение следует...
Лея: Идея действительно оригинальная! Причем это как раз к разговору о том, какая реакция тиклеру важна... Здесь хоть она и частичная, но если подключить свое воображение, можно себе очень даже живо представить, а что же творится в этот момент собственно "на другой стороне"?!)). Буду ждать продолжения, очень интригующе!..) Смотрела как раз в тему ролик недавно, мейнстрим, в котором фокусник "разрезал" ящик с женщиной. Затем развел по сторонам две получившиеся части: в одной соответственно была видна голова, в другой - ноги. И чтобы доказать публике, что это именно те самые ноги, пощекотал их, совершенно неожиданно для своей ассистентки. Реакция была очень бурная и она сразу попросила его остановиться. Смотрелось очень даже симпатично!)
Ickis: Февраль. Достать чернил и плакать... Самое время для нового рассказа. Почему-то напомнило Миллера, тихие дни в Клиши, или как там. Там точно шесть глав? Тогда большой текст можно не скидывать, так прочту. Лея, неожиданно для ассистентки, как же! На сцене они работают вместе годами, каждое движение отработано. Кроме того, ноги это были другой ассистентки, их две на самом деле.
svs: Начало довольно интересное) P.S. Ickis пишет: Лея, неожиданно для ассистентки, как же! На сцене они работают вместе годами, каждое движение отработано. Кроме того, ноги это были другой ассистентки, их две на самом деле. в данном фокусе как правило 1 человек, а ноги это муляж.
Лея: Ickis пишет: неожиданно для ассистентки, как же! На сцене они работают вместе годами, каждое движение отработано. Кроме того, ноги это были другой ассистентки, их две на самом деле. А так хочется иногда поверить в чудо!)) Никогда не знала, как там у них все происходит). Но неожиданно было вкрапление нашей темы в до боли знакомый номер. А поскольку видела такое впервые, зрелище оказалось поистине волнующим!) И выглядело, конечно, все происходящее на сцене очень естественным (надо отдать им должное!), и ноги точно не являлись муляжом). Скорей всего, действительно вторая партнерша была. p.s. Даже когда знаешь, что в определенный момент времени произойдет щекотка (а уж тем более, когда не видишь руки человека щекочущего), для меня лично все равно всегда присутствует момент неопределенности, потому что реакция организма может быть самой непредсказуемой.
tt: svs пишет: в данном фокусе как правило 1 человек, а ноги это муляж Возможно, конечно, но обычно всё же так:
tic: ждём продолжения
Ickis: Дополнять распиливание женщины таким штрихом стало чуть ли не правилом, так делают практически всех иллюзионисты. Один даже за талию потискал - типа раз смеется, значит живая (там делили на три части). Кроме того, и при других фокусах, если откуда-нибудь торчит ступня, фокусник тоже не упустит как бы невзначай щекотнуть ассистентке ногу - не муляж это, настоящая она. Это актерская работа на публику, поэтому и выглядит естественно.
trickster: 2. Каллиграфия. Илл. 2.1. Джон Годвард «Праздность». …подошёл к письменному столику у окна и оглядел внушительный пучок писчих перьев, торчащий из стаканчика возле старой чернильницы. Ещё прежде я с удивлением заметил среди привычных металлических перьев на деревянных ручках - пару старых, гусиных, должно быть, оставленных здесь каким-нибудь помешавшимся на каллиграфии консерватором. С консерваторами такое бывает. Вооружившись этими орудиями времён Второй Империи, я вернулся к нашему обеденному столу, где Гигу с неистовством облизывал торчащие из шкатулки трепещущие ножки. До чего всё-таки доводит человека недостаточное питание… - Бурбаки! – Отвлёкшись от своего пиршества, Гигу с восторгом уставился на перья в моих руках. – Где вы нашли эти… дивные старинные перья?! - Да они всё время там торчали! – Откликнулся я. – Не понимаю только – что в них дивного? Обыкновенное замшелое старьё! Не думал, что вы такой… консерватор… - Вы не понимаете! – Горячо возразил Гигу. - Это же… как получить открытку из детства! Ах, школьные годы! Первая розга, первый стаканчик вина, первый поцелуй… Незабываемые дни! И всё это под скрип этих перьев! Кроме того, в каллиграфическом отношении металлическое перо не идёт ни в какое сравнение с гусиным! - Ах да… каллиграфия… я так и знал… - Пробормотал я, с жалостью глядя на несчастного ретрограда. - Это всё равно что сравнивать м-м-м… плотника со столяром! - И какая между ними разница? – Спросил я. – Пьют они одинаковую мерзость – как там его… абсент – и в одинаковых раблезианских количествах. - Мда… Возможно, пример неудачен… - Признал Гигу. – Тогда я бы сравнил металлическое перо с дешёвым бистро, а гусиное – с хорошим рестораном. Так вам понятнее? - Ещё бы! – Воскликнул я, глотая слюну. – Впрочем, сейчас я не отказался бы и от дешёвого бистро… Какие-нибудь незатейливые блинчики… - Не будем о грустном. – Быстро сказал Гигу. – И довольно метафор! Лучше я покажу вам всё на практике. Вы убедитесь сами, что в умелых руках гусиное перо ничем не хуже кисти в руках художника! Писать гусиным пером – искусство! И искусство высокое, хоть и незаслуженно забытое. Принесите мне чернильницу и лист бумаги! Вообще-то у меня были другие идеи по поводу использования перьев, но Гигу было уже не остановить. Я вернулся к письменному столу и оглядел его. - Чернильница здесь… а вот бумаги я не вижу… Можно было бы попросить портье, но… - Понятно-понятно! – Откликнулся Гигу, охваченный каллиграфическим пылом. – Несите чернильницу, а писать можно и на столе! - Бог с вами, Гигу! Если мы испортим стол, хозяин не просто спустит нас с лестницы как порядочных людей! Он велит выбросить нас в окно, словно нерасплатившихся сорбоннских стипендиатов из окон борделя! Илл. 2.2. Макс Эрнст. Коллажи из альбома «Неделя доброты». Гигу содрогнулся. - Вы правы, Бурбаки. На столе мы писать не станем. Взгляд Гигу обежал комнату, задержался на занавесках, алчно оглядел обои и, наконец, остановился на шкатулке, вернее – торчащих оттуда предположительно женских ножках. Ножки шевелили пальчиками, тёрлись друг о друга - словом, вели себя так, как обычно ведут себя ноги, полагая, что за ними никто не наблюдает. Лицо Гигу расцвело улыбкой Мефистофиля. - Несите чернильницу сюда. – Велел он. Я молча повиновался. Гигу тщательно осмотрел кончик пера, удовлетворённо хмыкнул и обмакнул его в чернила. - Что будем писать? – Спросил он. - Давайте напишем "Viva la Republic"! – Вырвалось у меня. - Это будет патриотично! Ведь мы патриоты, не так ли? Илл. 2.3. Макс Эрнст. Коллажи из альбома «Неделя доброты». - О, да! Мы - патриоты! – Отозвался Гигу и принялся старательно выводить заглавную «V» на розовой пяточке одной из наших щекотливых пленниц. Левой – если быть точным. Ножка отчаянно забилась, но Гигу был к этому готов. Он сгрёб её свободной рукой за пальчики и неумолимо принудил к послушанию. Ножка могла лишь чуть-чуть подёргиваться, но каллиграфической точности выводимых моим другом вензелей это ничуть не мешало. Я невольно залюбовался его работой. Гигу был прав! То, что он делал, несомненно было искусством! Вторая ножка, как могла, старалась помочь своей сестре, оказавшейся в таком бедственном положении – она пихалась, брыкалась, даже пыталась царапаться, очевидно догадываясь, что вскоре её постигнет та же участь, но Гигу был цепок и непреклонен в достижении своей высокой цели! Вскоре опасения правой ножки сбылись – сжатая в лапе Гигу, вслед за своей предшественницей, она оказалась в роли беспомощной жертвы каллиграфического усердия... - Гигу... Вам не кажется, что в этом есть что-то кощунственное... - В чём? - Спросил Гигу, тщательно выводя на правой пяточке заглавную букву слова "Republic". - В том, чтобы писать "Viva la Republic" на пятах, которые, возможно, станут попирать эту святую надпись! - Ерунда! Мы поставим шкатулку так, чтобы ноги торчали кверху. Тогда всё будет в порядке. * * * Мы как раз любовались произведением патриотической каллиграфии, когда в дверь снова постучали. - Кто там, Гигу? – Спросил я, когда мой друг открыл дверь. - Это наш милейший портье. - Что ему нужно? - Трудно сказать. Он стоит за порогом и многозначительно молчит. Ах! Он только что мне подмигнул! - Какой разнузданный человек! – Воскликнул я. - Бурбаки! Он показывает мне какое-то письмо! Очевидно, наш добрый портье хочет сказать, что письмо предназначено нам, но он его не отдаст, пока не получит мзду за свою услужливость! - Невозможно! – Закричал я. – Как же нам теперь быть?! Гигу! Давайте отдадим ему ваш котелок! Ведь в противном случае мы можем умереть от любопытства! - Он не согласен! – Сообщил Гигу. – Видели бы вы взгляд, который он бросил на мой котелок! Может быть, ему понравится ваш галстук-бабочка? - Моя бабочка?!!! – Взвизгнул я. – Ни за что на свете! Без неё я не смогу выйти на улицу! - Бурбаки! Он уходит! – Воскликнул Гигу. – Стой! Стой, негодяй!!! Гигу исчез из моего поля зрения. В коридоре послышалась какая-то возня, ругань и звук убегающих шагов. На пороге возник Гигу. Волосы его были всколочены, левое ухо распухло и покраснело, на сюртуке не хватало пары пуговиц, но в руках мой победоносный друг сжимал письмо! - Гигу! – Воскликнул я. – Мне показалось или вы только что подрались с портье?! - Пустяки! – Сказал Гигу, закрывая за собой дверь. – Разве это драка? Вот в министерстве народного просвещения – там было другое дело. Вы не представляете, как сложно бывает остановить посетителя, твёрдо убеждённого, что ему необходимо встретиться с самим Министром. Или – по крайней мере – с Товарищем Министра. По вечерам, когда я подметал пол, бывало, набирался полный совочек выбитых зубов. Илл. 2.4. Макс Эрнст. Коллаж из альбома «Неделя доброты». - Какой ужас! – Вскричал я. – Вам приходилось подметать пол?! - Мне много чем приходилось заниматься в жизни, друг мой… - Печально ответил Гигу. - Но давайте же скорее распечатаем письмо! – Сказал я. – От кого оно? - Отправитель не указан… Как и на посылке… Может быть – это одно и тоже лицо? – Задумчиво бормотал Гигу, разглядывая конверт. - Гигу! Не томите! Мой друг разорвал конверт, извлёк из него лист бумаги, развернул и погрузился в чтение. Впрочем, длилось это недолго. - Это чек, Бурбаки. На сто франков. - Как?! - Действительно, странно. Но, как говорят у нас в Бретани, дарёному ослу под хвост не заглядывают… По крайней мере – не в нашем положении… - Неужели это правда?! Гигу! Мы богаты! Можно мне взглянуть? - Смотрите. Гигу протянул мне чек. Я с наслаждением рассматривал этот документ. Гигу уселся в кресло, взял со стола перо и обратной стороной рассеяно пощекотал одну из заскучавших было ножек. - Бурбаки… - Сказал он. - А вам не кажется, что эти деньги как-то связаны с тем, чем мы занимались последние полчаса? - А чем мы занимались? - Я имею в виду наши забавы с этой… удивительной шкатулкой. – Гигу дотронулся пером до другой ноги. - И как же это связано? - Возможно, эти деньги... Плата за наши труды… - Хм... – Задумался я. - Вполне может быть. Но что с того? Деньги есть деньги, а их у нас с вами сказочно много! - Сто франков... - Скептически протянул Гигу. - Сто франков! - Да ведь половину нам придётся отдать хозяину гостиницы! Ещё и портье придётся задабривать… - Ну и что? У нас останется около пятидесяти франков, а это почти так же много! - Бурбаки. Что мы с вами сейчас будем делать? - Расплатимся с хозяином? - Разумеется. А дальше? - Портье?.. - Допустим. Что потом? - Поедем в ресторан! - В пролётке, конечно? - Ещё бы! Мы слишком богаты, чтобы ходить пешком! - И, конечно, ресторан мы посетим самый лучший? - Лучший из лучших! - И первым делом потребуем лучшее вино? - Естественно! - И назаказываем всех деликатесов, какие попадутся в меню? - Понятное дело! - А когда достаточно выпьем, заплатим музыкантам, чтобы играли канкан, не так ли? - Канкан?.. Неужели мы когда-нибудь заказывали канкан? - Мы всегда его заказываем. Между шартрёзом и абсентом. - Господи! Мы что – пьём абсент?! - После канкана иначе нельзя. Илл. 2.5. Анри де Тулуз-Лотрек «Жанна Авриль», «Проход в Мулен-Руж». - Возможно, вы правы… - Грустно сказал я. - И сколько, как вы думаете, у нас после всего этого останется? Я задумался. - Сорок девять франков? Гигу вздохнул. - Сорок пять?! Гигу молча разглядывал потолок. - Гигу! Ну, вы же знаете - у меня с детства плохо с математикой. Посчитайте сами! Всё равно останется ещё очень-очень много! - Друг мой... - Сказал Гигу. - Это мы с вами останемся должны ресторану очень-очень много. Франков тридцать пять по меньшей мере. - Не может быть! - Вскричал я. - Это ещё если нам повезёт и во время канкана мы не перевернём ни одного столика и нам не включат в счёт бой посуды. Но такое случается редко. - Проклятые цены! – Возопил я. – И кто их только придумывает! Вот бы встретить его где-нибудь в тёмном переулке и отхлестать по щекам перчаткой! Гигу задумчиво забавлялся с пером. Ножки корчились. - А что если, - начал он, - этот чек не последний? Продолжение следует...
tt: Ну вот! - опять меркантильность убивает романтику...
trickster: tt пишет: опять меркантильность убивает романтику... Да ладно! Когда это меркантильность убивала романтику? Или ты не согласен, что "Остров сокровищ" - чистейший романтизм? Даже когда речь не идёт о поисках кладов или страны Эльдорадо, а, например, о чистой любви, преодолевающей мильоны препятствий, меркантильность всегда околачивается где-то рядом. Даже если герои отказываются от пошлого благополучия и удаляются в туманную даль, им сначала нужно раздобыть что-то, от чего можно отказаться - иначе не будет этого романтического выбора. Так что, в романтическом сюжете меркантильный мотив в том или ином виде обязан присутствовать. Что не удивительно - учитывая, что романтизм возник как раз в эпоху становления капитализма. Можно сказать, что романтическое искусство - порождение эпохи первоначального накопления и характерного для той эпохи авантюрного стиля жизни.
tt: trickster пишет: Или ты не согласен, что "Остров сокровищ" - чистейший романтизм? Конечно не согласен! Вот если бы сокровища так и не нашли или - так даже лучше - нашли, но, скажем, утопили - вот тогда - да, был бы чистый. И потом - романтизм романтизму - рознь. Одно дело - авантюрный сюжет, тут финансово-утилитарные стремления - к месту. А в лирике и прочих Венерино-Амурных покоях Плутону делать нечего; во всяком случае удачных попыток совмещения не припомню.
Wilka: Вы ещё повесть не дочитали даже, а уже набрасываетесь...
trickster: Wilka пишет: Вы ещё повесть не дочитали даже, а уже набрасываетесь... Почему сразу - "набрасываетесь". Дискуссия зреет. Самое то! tt пишет: Вот если бы сокровища так и не нашли или - так даже лучше - нашли, но, скажем, утопили - вот тогда - да, был бы чистый.Да - это распространённый романтический сюжет. Когда сокровища потонули, зато девушка нашла любовь ("Роман с камнем" - как раз о нём думал, когда писал предыдущий комент). Но мне кажется - нельзя провести такую категоричную черту по достаточно второстепенному сюжетному признаку: не нашли - романтизм, нашли - уже нет. Ведь, кроме финала, всё одинаково. А насчёт уместности меркантильных мотивов в любовной романтике - мне надо подумать, с ходу ответить не могу. Но в случае моей вещицы - о любовной романтике речи нет, здесь скорее "плутовской роман", где меркантильная тема и должна быть основной. А насчёт "найти" и "потерять" - всё будет в следующих главах)))
Лея: Соглашусь с Вилкой. Рано пока что-либо говорить, мы даже не представляем, что же по ту сторону собственно происходит, кто собственно заказчик и какова цель сего мероприятия). Можно только сказать, что примерно представляя образы героев, как бы напрашивается подобное развитие событий, иначе их не простимулировать на активные и вполне конкретные действия). Градус интриги и оригинальность сюжета пока полностью сохраняются! У меня только одна просьба будет к автору рассказа. Выкладывать очередную часть с интервалом максимум дня два, чтобы интерес у читающей публики не пропал (ИМХО, конечно). Других выкладывающих на форуме пока нет, кто заходит на форум из активных читателей, делает это практически каждый день, остальным же и так придется читать все с начала, по главам. Для обдумывания двух дней, мне кажется, вполне должно хватить). Если это возможно, конечно (не привязано к выходным как-то, когда это делать более удобно и т.д.)
Ickis: Вот именно, журнал "Мурзилка" выходил раз в месяц, но не надо на это ориентироваться. "Остров сокровищ" вообще прелюбопытная штука, если капнуть чуть поглубже. Может поэтому сюжет вполне заурядной в общем-то вещи пережил столетие, и еще переживет.
tt: trickster пишет: Когда сокровища потонули, зато девушка нашла любовь ("Роман с камнем" - как раз о нём думал, когда писал предыдущий комент). Во-о-от! Но камень-то в итоге нашли, а роман, как потом оказалось, по сути про... потеряли! Так что как ни крути, а или-или... А насчёт уместности меркантильных мотивов в любовной романтике - мне надо подумать, с ходу ответить не могу. Тут такой психический нюанс-парадокс наблюдается: ну не могёт человеческий эмоционал (ну, наверно разве что кроме как у самых выдающыхся представителев) двум богам служить: и денежки перспективные умственно взвешивать и красотку какую столь же умственно раздевать и всяко-разно оприходовать, или от бандитев удирать и в тож время диссертации какой про там каменных человеков оппонировать. Разные это чуйства, разные, и их смешение породит разве какой винигрет, а не Великое Литературное. Так вот и читатели поди сели уж прикидывать - а чё там у нас с покупательными и прочими потребительскими способностями франков по текущему курсу гонкогской биржи, и всё предыдущее приятственное возбуждение от столь милых, столь щекотливых и столь доступных ножек сразу и того... А если не убедил, то, как водится, сразу же сошлюсь на какого-нибудь авторитета - с ними вообще хрен поспоришь, и звучит солидно, и, опять же, онбразование кажет - одни плюсы со всех сторонов. Антон Палыч пишет: - Все мы сейчас желаем кушать, потому что утомились и уже четвертый час, но это, душа моя Григорий Саввич, не настоящий аппетит. Настоящий, волчий аппетит, когда, кажется, отца родного съел бы, бывает только после физических движений, например, после охоты с гончими, или когда отмахаешь на обывательских верст сто без передышки. Тоже много значит и воображение-с. Ежели, положим, вы едете с охоты домой и желаете с аппетитом пообедать, то никогда не нужно думать об умном; умное да ученое всегда аппетит отшибает. Сами изволите знать, философы и ученые насчет еды самые последние люди и хуже их, извините, не едят даже свиньи. Едучи домой, надо стараться, чтобы голова думала только о графинчике да закусочке. Я раз дорогою закрыл глаза и вообразил себе поросеночка с хреном, так со мной от аппетита истерика сделалась. trickster пишет: Но в случае моей вещицы - о любовной романтике речи нет, здесь скорее "плутовской роман", где меркантильная тема и должна быть основной. А насчёт "найти" и "потерять" - всё будет в следующих главах))) Ну вот, а позже какой-нибудь фанат плутовски вырежет тикл-сцены из плутовского-же романа и вставит оные в раздел "мэйнстрим" подраздел "литература" подподраздел "современная". Ickis пишет: "Остров сокровищ" вообще прелюбопытная штука, если капнуть чуть поглубже. Не надо на него поглубже капать!!!
Лея: А вот интересно стало, господа тиклеры и футфетишисты, что бы вы с этими ножками сами делали бы, если пофантазировать?) То,что щекотали бы - это понятно). А дальше-то что - не приелось бы?)) Можно так неделями конечно, забавляться, но совершенно неизвестно при этом, а что там по ту сторону, нет ни обладательницы, ни смеха не слышно, а может быть она там уже в истерике бьется? Попытались бы во что бы то ни стало найти обладательницу этих ножек? А если поиски потерпели бы фиаско, какие действия предприняли бы?) Что касается развития данного сюжета. Ведь герои рассказа, как я понимаю, не в теме. Ну позабавлялись они бы день-другой и полностью потеряли бы интерес к описанным ножкам. Тем более что, какие развлечения могут быть, когда кушать-то хочется, и эта мысль значительно перевешивает все остальные). Вот собственно на это ставка и сделана, дан стимул поисследовать в этом направлении. Попытаться разгадать загадку... ставка на авантюризм и человеческое любопытство, которое в данном случае просто необходимо было как-то разогреть... Ну это мое мнение. Здесь пока действительно речь не идет ни о какой романтике. Вся романтика в данном контексте может возникнуть только в голове у читающих тематиков), но никак не в голове у героев рассказа.
trickster: Лея пишет: У меня только одна просьба будет к автору рассказа. Выкладывать очередную часть с интервалом максимум дня два, чтобы интерес у читающей публики не пропал (ИМХО, конечно). Я только за. Давайте попробуем. Если кто-то посчитает, что я тороплюсь - напишите. Ickis пишет: "Остров сокровищ" вообще прелюбопытная штука, если капнуть чуть поглубже. Может поэтому сюжет вполне заурядной в общем-то вещи пережил столетие, и еще переживет.Одна из моих любимых книг. Из тех, что, перечитывая в разном возрасте, видишь каждый раз по-новому . tt пишет: Так вот и читатели поди сели уж прикидывать - а чё там у нас с покупательными и прочими потребительскими способностями франков по текущему курсу гонкогской биржи...Я пытался найти данные о покупательской способности франка в конце XIX века, но тщетно. Тут серьёзная специальная литература нужна, википедией не обойдёшься. Так что цены у меня совершенно условные. tt пишет: ...и всё предыдущее приятственное возбуждение от столь милых, столь щекотливых и столь доступных ножек сразу и того...Если ты опасаешься, что все оставшиеся главы герои будут щекотать торчащие из ящика неизвестно чьи ноги, считать барыши и философствовать как в фильмах Жан-Люка Годара , то могу тебя успокоить. Не судьба месье Гигу и Бурбаки так хорошо устроиться в жизни...
trickster: 3. Импрессионисты. Илл. 3.1. Эдуард Мане «Завтрак на траве». - Что вы имеете в виду? – Спросил я. - Что бы вы сказали насчёт двухсот франков? Трёхсот? Четырёхсот? - О! Этого нам бы хватило надолго! Но где их взять? - Есть одна идея… Смотрите – нам приносят ножки в шкатулке. Мы их щекочем… И - о-ля-ля! Сто франков! Что если мы продолжим это делать? - Вместо того, чтобы ехать в ресторан?! – Приуныл я. - Ну… Можно, конечно, заняться этим завтра… - Завтра?! После шартрёза, канкана и абсента?! Вместо того, чтобы спать до вечера, а потом ехать обратно в ресторан?! У меня заранее разболелась голова. - А что делать? – Сказал Гигу. – Как говорят у нас в Бретани: любишь селёдку – люби и палубу от чешуи отскребать. - Я не люблю селёдку! – Воскликнул я. - Я тоже. – Сказал Гигу и тяжело вздохнул. - Гигу! – Сказал я. – При одной мысли о том, что остаток моих дней будет посвящён щекотанию торчащих из ящика неизвестно чьих ног, мне становится нехорошо! А ведь их ещё придётся мыть! Подстригать на них ногти! Я не служанка! Я – Художник! Всякий труд, кроме посещения выставок и ресторанов, мне глубоко отвратителен! - В чём-то вы правы… - Сказал Гигу, рассеяно щекоча пером отчаянно сжавшиеся пальчики. - И было бы неплохо как-нибудь механизировать этот процесс… Изготовить некую мельницу щекотки, приводимую в движение силой ветра, воды, электричества, пара… - Гигу! – Остановил я размечтавшегося технократа. – Мы не механики! Кроме того, никакой механизм, никакая унылая белка в колесе не заменит человеческую руку, ведомую творческой мыслью! Я взял другое перо и стал щекотать одну из ножек. Бедняжка пыталась отодвинуться, спрятаться, но спасения не было. - Забавно! – Заметил я. – Даже в такой банальной вещи, как щекотка, присутствует элемент творчества! Смотрите! Если просто, механически водить пером туда-сюда, как скучный академист водит кистью по полотну, производя свои шаблонные античности, это не производит почти никакого действия! Ножки быстро привыкают к таким прикосновениям и перестают их замечать. Вы видите! Они совсем успокоились. Нет! Нужна живая непредсказуемость! Смелый поиск! Свободное движение! Интуиция! Дерзновение! Посмотрите, как они задёргались! Вы видите, Гигу?! Даже для того, чтобы просто пощекотать кого-то, необходимо быть импрессионистом! Это ли не аргумент в наших спорах с ретроградом Помпили? Давайте в следующий раз, когда он заведёт речь об аллегоричности образа, просто защекочем его! - В ваших словах, - рассмеялся Гигу, - несомненно, присутствует зерно! Однако вы, как всегда, немного преувеличиваете. Послушать вас, так получается, что Помпили и собственную жену пощекотать не может! - А вы думаете – он может? - Я почти уверен в этом! Вспомните какие у него глаза, когда он пожирает устриц! Вся его порочность сразу вылезает наружу! Бедной мадам Помпили наверняка приходится идти на немалые жертвы, чтобы удовлетворить извращённые потребности этого гурмана. А уж щекочет он её наверняка! Каждое утро, вместо завтрака. Одеялом обмотает и щекочет, пока бедняжка не охрипнет от смеха. Одно слово – академист! Илл. 3.2. Макс Эрнст. Коллажи из альбома «Неделя доброты». - Гигу! Откуда у вас столько подробностей? - А-а-а… - Замялся Гигу. - Да так просто… Фантазия разыгралась… - Вот как? А то меня уже стали посещать различные подозрения… - Ну что вы, Бурбаки! Мадам Помпили – женщина бальзаковских лет и… вполне академических пропорций… Стала бы она снисходить до адюльтера с нищим импрессионистом! - А знаете, Гигу… Я ведь замечал – у неё в голосе иногда бывает такая… хрипотца… Особенно, когда рядом появляетесь вы… Но, должно быть, это от того, что изверг и впрямь её щекочет. - Кхм… Так о чём я хотел сказать? – Поспешил сменить тему мой изворотливый друг. – Что есть академизм, как не бунт против естества, против природы? Попытка втиснуть её в прокрустово ложе салонного классицизма? А что же такое импрессионизм, если не возвращение к подлинной естественности? Но если импрессионизм – это природа, то верно и обратное! Живая природа – величайший из импрессионистов, и всё, что вы говорили - о дерзновении, свободе - заключёно в каждом её творении! Даже в Помпили, сколько бы он этого не отрицал. И когда Помпили и ему подобные поносят в своих статьях наши выставки, они просто бегут от себя и природы! - Гигу! Какая прекрасная речь! Жаль, что здесь нет Помпили – он был бы раздавлен! - Вы так думаете? Мне почему-то кажется, что выслушав всё это, он просто полез бы за следующей устрицей. Но дело не в этом. Я лишь хотел сказать, что для щекотки не нужно быть импрессионистом. Достаточно быть живым существом. - Это интересно, Гигу! – Откликнулся я. - Какой же вывод можно сделать из этого? – Спросил мой друг. – Как нам применить эту идею на практике? Я подождал и, видя, что Гигу не спешит развивать свою мысль и ждёт моего ответа, осторожно предположил: - Мы должны пощекотать Помпили? - Давайте оставим в покое этого любителя устриц! – Поморщился Гигу. - Пощекотать мадам Помпили?! - Стыдитесь, Бурбаки! Бедной женщине и так приходится нелегко! Мало ей мужа-академиста, а тут ещё импрессионисты лезут из-под кровати и дерзновенно принимаются заворачивать бедняжку в одеяло! Илл. 3.3. Макс Эрнст. Коллажи из альбома «Неделя доброты». - Но у меня нет других идей! – Сказал я. - Бурбаки! Предоставьте супругов Помпили их собственной участи. Вернитесь с академических небес в эту комнату! - И что? – Спросил я. - Как вы думаете – собакам нравятся сладости? - О, да! – Ответил я. – А при чём тут собаки? - Что если мы смажем эти ножки какими-нибудь взбитыми сливками, а рядом посадим собачку? Что тогда произойдёт? - О! – Воскликнул я. - Правильно. Собачка станет слизывать крем, а ножкам будет очень щекотно! А если сливок будет много… А собачка будет маленькая… То всё это будет продолжаться довольно продолжительное время. Хватит на сотню франков, а то и на две! - О!!! – Воскликнул я. - Смотрите, Бурбаки! Мы с вами будем вести беззаботную жизнь. Собачка - лакомиться сливками. А кто-то, приславший нам эту шкатулку – выписывать чеки. Какая гармония! - Гигу! Это гениально! Давайте скорее поедем в ресторан и там всё как следует обдумаем! - Бурбаки… Если мы поедем в ресторан, завтра у нас не будет денег даже на обыкновенные сливки, не говоря о взбитых. Не говоря о собачке, которая может стоить вовсе недёшево! - О… - Воскликнул я. - Мы не можем отправляться в ресторан, пока не найдём собаку! – Сказал мой друг не терпящим возражений тоном. В эту минуту от невыносимого голода у меня, видимо, обострились умственные способности. - Знаете, Гигу! – Сказал я. – Ведь собачка, кажется, есть у жительницы соседнего номера. Вспомните, как она тявкала по ночам, не давая нам уснуть! Мы ещё, помнится, ходили разбираться с её хозяйкой, и та посоветовала нам заткнуть уши ватой. Очень, кстати, помогло... Мадмуазель... как там её? - Шабанон. Весьма аппетитная особа. - Ну... Если вам нравится Рубенс... Мне как-то больше по душе Рафаэль. - Какая разница, Бурбаки! Ведь нам нужна собачка, а не её хозяйка! Если, конечно, милейшая мадмуазель Шабанон не окажется ещё большей лакомкой, чем её мопсик… Я расхохотался. - Это было бы нам только на руку! Какая разница, кто будет вылизывать пятки - маленькая собачка или рубенсовская наяда? Лишь бы пяткам было щекотно. А как мы раздобудем собачку - украдём? - Бурбаки... Как вам не стыдно... Мы с вами не уголовники! Кроме того, Шабанон ни на минуту не расстаётся со своим мопсом. * * * - Мадмуазель. Не могли бы вы одолжить нам свою собачку? Она срочно понадобилась нам для одного важного дела. – Гигу с порога взял быка за рога. Соседка встретила нас в длинном, наскоро наброшенном зелёном халате и домашних туфлях а-ля сабо, делавших её выше – вровень со мной, а я лишь немногим уступаю весьма долговязому Гигу. Лет двадцати пяти, высокая и, как выражается Гигу, «аппетитного телосложения» – на мой утончённый вкус, немного излишне «аппетитного», впрочем, это не лишало мадмуазель известной приятности – круглое белое личико, усыпанный веснушками вздёрнутый носик – наша соседка принадлежала к девушкам, которых поэты называют «цветами предместий»... Илл. 3.4. Эжен де Блаас «Разносчица воды». По всему было видно, что мы оторвали хозяйку номера от дневного отдыха – её постель оказалась смята, а лицо спросонок имело вид чуточку более пухлый, чем предписала и без того щедрая к мадмуазель природа. Увидев на пороге нас, она отступила вглубь комнаты (чем мы не замедлили воспользоваться) и, обернувшись к зеркалу, попыталась сделать хоть что-то с торчащими как попало рыжими кудряшками, но услышав слова Гигу, обернулась к нам и застыла словно статуя изумления – с раскрытым ртом и поднятыми к волосам руками. Илл. 3.5. Александр Кабанель «Эхо». - Зачем вам мой Опиум?! – Наконец произнесла она. - Что?! – Хором воскликнули мы с Гигу. - Зачем вам Опиум?! – Повторила Шабанон. - Мадмуазель… - Сказал Гигу. – Вы нас превратно поняли… Нам… не нужны ваши… опиум, кокаин или что ещё вы держите на своём туалетном столике. То есть – мы бы не отказались… Когда-нибудь в другой раз. А сейчас нам нужна всего лишь ваша собачка. Утром мы её вернём! Клянусь! - Моя собачка?.. Да Опиум и есть моя собачка! Его так зовут... Мне хотелось, чтобы в его имени было что-то китайское… - А-а-а! – Хором воскликнули мы с Гигу. - Не понимаю, почему все так удивляются, услышав его имя! – Пожаловалась Шабанон. – Но зачем он вам? Мы покраснели, переглянулись и дружно опустили головы. - Мы не можем вам этого сказать, мадмуазель… - Пробормотал Гигу. - Что вы собираетесь с ним делать?! – Взвизгнула Шабанон. Мы вздрогнули и опустили головы ещё ниже. Из-под кровати… Продолжение следует...
trickster: Заодно привёл в порядок иллюстрации в предыдущих главах...
tt: trickster пишет: Если ты опасаешься, что все оставшиеся главы герои будут щекотать торчащие из ящика неизвестно чьи ноги, считать барыши и философствовать как в фильмах Жан-Люка Годара , то могу тебя успокоить. Не судьба месье Гигу и Бурбаки так хорошо устроиться в жизни... Аминь!
Лея: trickster пишет: Даже в такой банальной вещи, как щекотка, присутствует элемент творчества! Смотрите! Если просто, механически водить пером туда-сюда, как скучный академист водит кистью по полотну, производя свои шаблонные античности, это не производит почти никакого действия! Ножки быстро привыкают к таким прикосновениям и перестают их замечать. Вы видите! Они совсем успокоились. Нет! Нужна живая непредсказуемость! Смелый поиск! Свободное движение! Интуиция! Дерзновение! Прекрасные слова! Очень точно подмечено).
Ickis: trickster пишет: Я пытался найти данные о покупательской способности франка в конце XIX века, но тщетно. Кошелек Лауры В 1873 году валюта Франции перешла на золотой стандарт, и один тогдашний франк по нынешним ценам на золото стоил бы сейчас около 12 долларов. Таким образом, 100 франков примерно равны 100.000 наших рублей. Возможно ли такую сумму промотать в элитном ресторане за одни раз, автор вполне может определить экспериментально, и ознакомить нас с результатом. В 1850-70 годах в Париже квалифицированный рабочий получал 5 франков в день, неквалифицированный 2-3, то есть полученный чек в 100 франков был как раз на сумму средней месячной зарплаты. На 1 фнанк тогда можно было купить: мяса - 0,5 кг, муки - 1 кг, сахар - 0,5 кг, кофе - 200 гр, хлеб - 3 кг, рис - 2 кг, яйца - 15 штук, масло - 300 грамм. С алкоголем сложнее, но на 1 франк в столице Франции можно было купить 2 литра хорошего вина. За те же деньги продавался 1 кг мыла, так что они могли мыть ноги достаточно долго, может даже с уксусом, который продавался по 2 литра за франк. А вот за жилье в Париже им пришлось бы платить 1200 франков в год, то есть вся годовая зарплата, так что не удивительно, что приятели снимали жилье на пару. Вообще, сколько любопытных вещей можно узнать, если заглянуть на тематический форум.
trickster: Ickis пишет: Возможно ли такую сумму промотать в элитном ресторане за одни раз, автор вполне может определить экспериментально, и ознакомить нас с результатом. Значит, не там я искал... Но, на самом деле, чтобы написать качественный исторический рассказ с минимумом анахронизмов, мне пришлось бы проводить целое исследование, которое по объёму работы превзошло бы трудозатраты на написание собственно текста. Я в каждом втором предложении натыкался на моменты, требующие уточнения. Может ли герой быть одет в сюртук? В это время дня? Носят ли в это время котелки? А канотье? Галстуки-бабочки? Кто носит - какие социальные группы? Кто пьёт абсент? Кокаин уже существует? А перья - когда металлические вытеснили гусиные? В 50-х годах XIX века - это я выяснил. И так далее. По возможности, я старался эти вопросы выяснять, но слишком не углублялся - всё-таки у меня не было задачи писать исторический рассказ. Мне нужны были более-менее достоверные декорации, не рассчитанные на серьёзный исторический разбор. О том, что цены у меня условные, я уже писал. Это, я надеюсь, наиболее грубый из допущенных мной анахронизмов. Быстро найти эту информацию у меня не вышло и я махнул рукой. Наверное, у меня франк получился близким к современному доллару, хотя специально я к этому не стремился. Спасибо за эту замечательную справку - думаю, она интересна не только для меня. Хотя, вообще я перелопатил довольно много материалов, пока писал. Про абсент очень интересная история. Как раз в это время была страшная эпидемия филлоксеры - по всей Франции гибли виноградники, цены на вино взлетели выше крыши. Массовый потребитель, привычный к ежедневному питью вина, кинулся искать замену... Тут-то и пошла "мода на абсент". Это была политура та ещё. Но дешёвая, особенно в пересчёте на градусы. Пил её рабочий класс и разные деклассированные элементы, включая передовых художников, которые и создали культуру абсента как "напитка богемы". Разные весёлые способы его употребления - с поджиганием или питьём через кусочек сахара - возникли вследствие поисков способа "как-то влить в себя эту гадость". Результатом распространения абсента среди привычного к лёгкому вину народа стал массовый алкоголизм, отсюда и запрет на абсент в начале XX века, когда цены на вино стали возвращаться к норме.
Ickis: На самом деле это очень быстро нашлось. Сначала англоязычная статья в Википедии - французский франк: In 1873, the LMU went over to a purely gold standard of 1 franc = 0.290322581 grams of gold. Смотрим котировки драг.металлов, золото сейчас $ 1,238.50 за унцию. Смотрим вес тройской унции - 31,1034768 грамм. 1 франк 1873 года - современные 11 долларов и 56 центов. 100 франков - это наши 91.902 рубля, но в обменниках такой курс ломят, что ближе к истине сразу округлить до 100 тыс. Далее еще проще - в гугле забиваем "france xix century wages costs", буквально первые пять ссылок - таблицы Excel, где забиты данные по доходам и ценам чуть ли не со средневековья . Они все в пересчете на серебро в граммах, но там же написано, что франк в 1870 стоил 4,5 грамма серебра, далее просто выписал сюда строчку из таблицы, даже самому интересно стало.
Лея: Ickis пишет: Вообще, сколько любопытных вещей можно узнать, если заглянуть на тематический форум. Именно))
trickster: Ickis пишет: На самом деле это очень быстро нашлось. Спасибо. В дальнейшем постараюсь использовать. Да это и само по себе интересно.
trickster: 4. Канкан. Илл. 4.1. Анри де Тулуз-Лотрек «Афиша Мулен-Руж», «Танец в Мулен-Руж». …выбралось крохотное мохнатое существо. Вероятно, разбуженный гневным голосом хозяйки, Опиум, ковыляя на кривеньких лапках, подошёл к нам и грозно зарычал. Было видно, что любимую хозяйку в обиду он не даст. Мы с Гигу попятились. Шабанон подхватила собачку и, прижав к роскошной груди, засюсюкала: - Не бойся, мой маленький! Мама не отдаст своего Опёночка этим… - Она бросила на нас полный омерзения взгляд. – Двум грязным извращенцам… Я прижал к груди канотье и состроил плаксивую гримасу, а Гигу бухнулся на колени и театрально возгласил: - Всего одна ночь, мадмуазель! - Нет! Нет! Нет! Уходите! Мадмуазель топнула – так, что её декоративный котурн свалился с ноги, а сама она покачнулась и едва не упала. Проворный Гигу успел подхватить разгневанную пышку и воспользовался ситуацией, чтобы проворковать ей на ухо: - Мы заплатим… - Прочь отсюда! – Завизжала Шабанон, с негодованием оттолкнув Гигу. - Мадмуазель… - Оставьте свои деньги публичным женщинам! – С великолепным презрением выпалила она. – А сколько вы заплатите? - Пять франков. – Быстро сказал Гигу. - Убирайтесь! - Десять! - Вон! - Двадцать! – Предложил я. Гигу бросил на меня уничтожающий взгляд. - Двадцать пять. – Холодно подвела итоги торга наша соседка. Гигу вздрогнул, словно виртуоз, на пальцы которого обрушилась крышка рояля. - И только в моём присутствии! – Добавила Шабанон. - Как вам будет угодно. – Выдавил Гигу. * * * - Что это?! - Это ноги. Нам их прислали бандеролью. - И что вы с ними делаете? - Ну, а что можно делать с ногами? Мы не смогли придумать ничего разумного и стали забавляться, щекоча их. - Какой ужас! Щекотать чьи-то беззащитные ножки, которые не могут никуда убежать! Как вам не стыдно?! – Отчитывала нас возмущённая хозяйка Опиума, который, сидя у неё на руках, с важностью озирал окрестности. - Нам стыдно. – Соврал я. Вернувшись в номер, скорбный Гигу молча сидел в кресле у окна и ведение дальнейших переговоров с оборотистой мадмуазель мне пришлось взять на себя. - Мы щекотали их не меньше получаса. – Продолжил я. – Очень увлеклись. И вдруг - представьте себе - нам приносят заказное письмо, а в конверте - чек на 100 франков! Можете себе представить наше изумление! Ноги в шкатулке - это само по себе удивительно. Но 100 франков ни с того, ни с сего? Просто какое-то чудо библейское! - Хм... Так зачем вам мой Опиум? - Понимаете… Мы же не можем сидеть здесь целыми днями и щекотать женские ноги. Ладно бы ещё всю женщину. Это бы ещё можно было вынести. Но одни только ноги?.. Мы эмоционально опустошены! Нам необходимо как-то развеяться. А деньги-то нужны! Что нам какие-то 100 франков? Вот мы и придумали. Вымазать эти ноги кремом и посадить рядом собачку. Пусть слизывает. А мы, возвращаясь в номер, просто будем намазывать очередную порцию и забирать чеки. Мадмуазель Шабанон задумалась. Поднявшись с кресла, она подошла к ногам и внимательно их осмотрела. - А что это на них написано? Я обернулся к Гигу. Он продолжал молчать и только нервно тискал оголовье трости. Я сделал вид, что закашлялся. - Вас что – патриотизм заел? – Ворчала Шабанон, с интересом рассматривая наши расписные ножки. – Нашли место для патриотизма – нечего сказать! Да ещё с вензелёчками какими-то… Патриоты-извращенцы! Гигу стал совсем пунцовым. Я разглядывал обои. - Ой! – Взвизгнула наша соседка, роняя мопса. – Они шевелятся! - О! Ещё как! – Воскликнул я, обрадованный сменой темы. – Особенно, когда их щекочут! Шабанон не удержалась и пощекотала одну из ножек. - Ай-яй! – Воскликнула она и захихикала так, словно щекотали её. – Ой, как мило! Теперь она пустила в ход обе руки. Десяток отточенных, окрашенных в ярко-красный цвет ноготков произвели на обитателей шкатулки ошеломляющий эффект – у нас с Гигу и вдвоём такого не получалось! Вот что значит – маникюр! Несчастные ножки забились так, что шкатулка подскакивала! - Ах! Как они дёргаются! Да сядьте же на них кто-нибудь! Я подошёл и галантно придержал ноги за щиколотки. - Какая прелесть! – Мурлыкала вошедшая во вкус Шабанон, быстро перебирая пальчиками. – Щекотать чьи-то беззащитные ножки, которые не могут никуда убежать! Какое же это наслаждение! Я, пожалуй, останусь тут вместе с Опёнком. Мы будем меняться. А вы, господа, отправляйтесь отдыхать и ни о чём не беспокойтесь! Мы с Гигу были слишком смущены и к тому же слишком проголодались, чтобы спорить. Уже через три минуты мы ловили пролётку на улице. Вечерний Париж подхватил нас и понёс в водовороты разгорающихся огней... * * * Ту ночь я помню смутно, память сохранила лишь какие-то обрывки – яркие и рваные, как обёртки марципановых конфет с ликёром, которые ветер несёт куда-то по тротуару. Помню, как мы с Гигу, держась под руки и уцепив большой палец свободной руки за жилет, пляшем канкан на подмостках… Помню, как потом, уже за абсентом, помрачневший Гигу рассказывает какие-то жуткие истории про свою бретонскую юность, из которых мне запомнилась только одна - вероятно, чаще других повторяемая фраза: «и прямо ейной мордою – мне в харю!» Помню, как нас вышвыривают из пролётки, обнаружив, что нам уже нечем платить, а мы, словно две обезьяны, хохочем и швыряем в извозчика какие-то помои из кстати подвернувшегося бака. Всё это происходит как во сне. И как это обычно бывает, сон постепенно превращается в кошмар – вернувшись в номер, уставшие и слегка протрезвевшие от долгой пешей прогулки, мы, к своему горю, не обнаруживаем там ни Опиума, ни Шабанон, ни – что самое ужасное – наших драгоценных ножек! Наше внимание привлекают лежащие на столе пятифранковая монета и письмо, написанное гусиным пером. Его содержание врезалось в мою память как след от верёвки в шею повешенного! «Господа! Ваша затея с кремом удалась на славу! Триста франков всего за одну ночь безудержного веселья! Немного подумав и посоветовавшись с нашими новыми друзьями, мы сочли, что ваша компания не вполне соответствует нашим высоким нравственным требованиям. И всё же спасибо за незабываемые минуты, проведённые в вашем обществе! Вы очень нас позабавили. Теперь мы спешим откланяться и отбываем в направлении, о котором вам совершенно не обязательно знать, вместе с нашими добрыми друзьями – известной вам особой и её восхитительным пёсиком. Искренне надеемся, что щедрый гонорар в пять франков, оставленный на столе, поможет вам поправить здоровье после ночи разгула и скрасит горечь утраты от нашего расставания. Оставаясь в совершеннейшем почтении, ваши Ноги.» Илл. 4.2. Огюст Ренуар - фрагмент картины «Плавучий ресторанчик». Дальнейшее слилось для меня в один сгусток кошмара и бреда. Мы с Гигу долго колотим в дверь номера 206, наивно полагая, что вероломная Шабанон всё ещё там. Гигу трясёт за грудки явившегося на шум портье, крича, что выбьет из него правду. Портье клянётся, что мадмуазель, получив три письма подряд, съехала двумя часами раньше, а куда – он не знает. Оставив полуживого от страха портье, мы спешим в ближайший полицейский участок и с порога наперебой кричим, что у нас украли ноги. О том, что было дальше, мне и вспоминать не хочется. Достаточно сказать, что я впервые в жизни угодил за решётку и хотя опыт этот, по счастью, был недолог, повторять его мне бы не хотелось. Илл. 4.3. Макс Эрнст. Коллажи из альбома «Неделя доброты». Нас отпустили утром, продержав несколько часов в обществе отпетых убийц, мошенников и гомосексуалистов. Выйдя из участка, я без сил опустился на скамейку. Гигу держался лучше, но был бледен. Он всё кричал, что будет жаловаться, что у него приятели – Министр Народного Просвещения и Его Товарищ, которые сотрут этот участок с лица земли вместе с его гнусными обитателями. Наконец, силы оставили моего бедного друга и он рухнул на скамейку рядом со мной. * * * В течение следующих месяцев наша жизнь напоминала мучения заключённых в аду грешников. Гигу даже пришлось устроиться куда-то швейцаром, а я нанялся расклеивать афиши. Какое гнусное занятие! Мало мне было физических страданий в виде бесконечных скитаний по городу. Мои эстетические чувства глубоко оскорбляли эти вульгарные, разнузданные афиши: МАГистр чёрной магии ДЖУЗЕППЕ ОБАЛДИНИ - опыт из-за границ реальнОГО!!! ГИГАНТСКАЯ женщина ПОДНИМАЕТ лошадь и всадника ОДНОЙ ЛЕВОЙ!!! АкРоБаТы-ГоРбУнЫ - вЕсЬ вЕчЕр ПОД КУПОЛОМ!!! БезногаЯ БалеринА ТанцуеТ на РукаХ! Забавные Уморительные лиллипутЫ!!! ВСЕ ЧУДЕСА СВЕТА НА АРЕНЕ ЦИРКА ГРАН-ДЕ-КОКО! Единственным утешением было то, что мне выдали велосипед. * * * Однажды под вечер, оклеивая афишами очередную уродливую тумбу, я увидел даму, выходящую из роскошного ландо возле какого-то безвкусного особнячка и с удивлением узнал в ней воровку Шабанон. Похоже, толстушка зажила на широкую ногу! Даже на две! Надо ли говорить, что афиши в тот день я больше не расклеивал… Я долго кружил вокруг особнячка на своём велосипеде и усердно шпионил, но выяснить что-нибудь ценное никак не удавалось. Наконец, устав от бесплодного наблюдения, я остановился возле киоска против входа в особняк. Выбирая газетку подешевле, я разговорился с работающим в киоске старичком. Отставной капрал императорской армии, помнивший ещё Крымскую Кампанию, он давно понял, что самое ценное в жизни – это уши, готовые слушать его бесконечную болтовню. Я оказался бесценным сокровищем. Стоически выдержав длиннейшую и скучнейшую историю славного боевого пути почтенного старца, я был вознаграждён за своё терпение. Обронив несколько тщательно продуманных фраз («О, эта современная молодёжь! Они хотят получить всё без каких-либо усилий! И ведь порой получают, вот что возмутительно!»), я направил поток болтовни в интересующем меня направлении. - Да! Как раз такая легкомысленная мадмазель въехала недавно в этот старинный дом, где прежде обитала вдова боевого генерала. Старушка скончалась – о, в этом мире ничто не вечно! И вот появляется эта фифа, разъезжает в дорогущем экипаже – четыре франка в час – я не шучу, месье! Он подъезжает к её парадному входу ежедневно, кроме среды и пятницы – и по несколько часов возит её по магазинам. Возвращаясь, она велит кучеру нести в дом целые горы коробок – шляпных, платяных, обувных – зрение-то у меня, молодой человек, ещё ого-го! Хоть сейчас в императорский егерский полк! В грязь бы лицом не ударил! А вы как думали? Вот только руки дрожат… А так бы мух на лету сбивал! Что? Нет! Постоянной прислуги она не держит! Куда ей! Так, приходящая горничная… Это же видать, что мадмазель-то не шибко высшего света – из нашего, мещанского сословия. Папаша, небось, мелкий чиновник, скопил за долгую жизнь тяжким трудом скромное состояние. Да и помер, господи помилуй! А дочурка, конечно, давай всё спускать… Нет бы о будущем подумать, замуж выйти за солидного человека. С приданьицем-то дело нехитрое! Нет! Спустит всё до последнего сантима! И на панель – известное дело! Но какая у неё грудь! Зрение-то у меня ещё ого-го! Эх! Сам бы женился, да ноги не ходят… И вообще… Да не у горничной грудь – у самой мадмазельки! У горничной-то так… Вобла сушёная, вы, месье, уж поверьте. Такую и в полковой бордель для нижних чинов не возьмут! Вот сама мадмазелька-то да – огонь-девка! Эх… Чевось? Когда горничная уходит? А как стемнеет, так и уходит. А больше там, кроме мадмазели, и не живёт никто – уж я-то бы знал! Нет у неё ухажёров, даже удивительно. А вы-то сами, месье, что же – интересуетесь? Молодое дело хорошее! Тут главно не теряться – грудь колесом, глаза выпучил и ручищей за задницу! Хвать! Супротив такого подходу – ни одна не устоит! Известное дело! Вот вам совет, молодой человек. Вы с этим делом не тяните… Как стемнеет, вобла-то уйдёт, а вы в оконце – шмыг! Мадмазельку хвать! И вперёд – за Францию и Императора! Илл. 4.4. Макс Эрнст. Коллажи из альбома «Неделя доброты». Я узнал достаточно. Сердечно простившись с инвалидом и незаметно прихватив неоплаченную газетку, я вскочил на велосипед и помчался к заведению, где отбывал нелёгкую швейцарскую службу бедняга Гигу. Его смена как раз должна была кончиться. Продолжение следует...
Лея: Мне кажется эта глава из той серии, что есть тема, нет темы, уже не имеет никакого значения)). Я зачиталась, правда). Очень интересно и увлекательно написано... Особенно письмо, которое Ноги оставили - порадовало от души! И еще юмор - мне показалось, что его здесь ровно столько, сколько нужно, чтобы не пересластить).
trickster: Спасибо!
Wilka: Это не юмор, это ирония... И ровно столько, чтобы не пересолить.
Ickis: Ха, бизнес у них увела. Вот и верь потом женщинам. Переход орудия производства от неэффективного собственника к эффективному. Такая постепенная выкладка напополам с общением с автором напомнила Джером Джерома: В те дни драматургу приходилось считаться со своей аудиторией. Галерка и партер интересовались его работой так, как они уже давно не интересуются. Помнится, я был свидетелем постановки одной захватывающей мелодрамы - в старом Куинс-тиэтр, если не ошибаюсь. Автор дал своей героине огромное количество текста, - совершенно излишнее, по нашему мнению. Едва появившись на сцене, эта женщина подавала реплики, которые измерялись ярдами; даже на то, чтобы, например, проклясть злодея - на такую мелочь! - у нее уходило не меньше двадцати строчек. Когда герой спросил ее, любит ли она его, она встала и произнесла на эту тему речь, длившуюся целых три минуты. Людей охватывал ужас, как только она открывала рот. В третьем акте кто-то сцапал ее и посадил в тюрьму. Вообще говоря, он был малосимпатичный человек, но мы поняли, что именно он спасает положение, и публика устроила ему овацию. Мы тешили себя мыслью, что избавились от этой женщины до конца спектакля. Но затем появился какой то идиот тюремщик, и она стала взывать к нему через решетку, умоляя выпустить ее на несколько минут. Тюремщик, хороший, но слабохарактерный человек, заколебался. "Не вздумай этого делать! - закричал один из серьезных любителей драмы с галерки. - Ничего с ней не будет. Не выпускай ее оттуда!" Старый дурак не обратил внимания на наш совет; он принялся обсуждать вслух этот вопрос. "Просьба пустяковая, - заметил он, - а человека можно сделать счастливым!" "Да, но что будет с нами? - спросил тот же голос с галерки. - Ты не знаешь эту женщину. Ты только что пришел, а мы слушаем ее целый вечер. Она сейчас угомонилась, ну и пусть сидит себе там". "О, выпустите меня хотя бы на секунду! - кричала бедняжка. - Мне необходимо кое-что сказать своему ребенку". "Напиши на клочке бумаги и передай, - предложил какой-то голос из партера. - Мы проследим за тем, чтобы он получил письмо". "Могу ли я не пустить мать к умирающему ребенку? - размышлял вслух тюремщик. - Нет, это будет бесчеловечно". "Не будет, - настаивал голос из партера, - в этом случае не будет. Бедный ребенок и заболел-то потому, что она слишком много говорила". Тюремщик не хотел руководствоваться нашими советами. Осыпаемый проклятиями всего зрительного зала, он все-таки отпер тюремную дверь. Женщина говорила со своим ребенком около пяти минут, по истечении которых он скончался. "Ах, он умер!" - пронзительно вскрикнула убитая горем мать. "Счастливчик!" - прозвучал ответный возглас зрительного зала, лишенного всякого сочувствия.
Лея: Wilka пишет: Это не юмор, это ирония... И ровно столько, чтобы не пересолить. Согласна) Ickis пишет: Такая постепенная выкладка напополам с общением с автором напомнила Джером Джерома Думаешь, пора закругляться с комментариями, дабы не смущать и не отвлекать читающих?) Придется читать молча))
Wilka: Что ж, когда так вежливо, да ещё ссылаясь на классиков, предлагают заткнуться - придётся так и сделать!)
trickster: Ickis пишет: Ты только что пришел, а мы слушаем ее целый вечер. Вилочка, по-моему Джером имел в виду кое-кого другого .
Ickis: Как-то вы наизнанку поняли. Где еще можно получить удовольствие напрямую высказывать свое мнение автору прямо по мере чтения. Ярослав Гашек своего Швейка писал сидя в пивной, тут же читал вслух что получилось, и в книгу шло то, что больше понравилось людям вокруг. Живое общение с аудиторией в процессе написания для литератора все-таки большая редкость. Так что Трикстер, не надо возвращать этим раздолбаям ящик, они его не заслужили. Деньги зарабатывать им лень, видите ли, им бы только напиться. Девчонка молодец, утерла им нос, хотя за такие дела ее саму в ящик можно сунуть - ради кошелька готова кого-то мучить. А почему кстати Лаура, на них имя написано, татуировка, что ли? Может это фокусник решил отмстить любовнице, распилил вместо ассистентки, и шлет теперь оплату тем, кто лучше темачит нижнюю часть, пока он любуется мучениями верхней половины? В общем, давай пиши дальше, только ящик этим недоумкам больше не отдавай.
Лея: Да кайфуют наши ножки, я думаю, ни дать ни взять кайфуют, как и их обладательница, ибо авантюристка и любительница острых ощущений она!)) Ickis пишет: А почему кстати Лаура, на них имя написано, татуировка, что ли? Я так понимаю, нет. Это нам пока известно из названия, а герои в полном неведении пребывают. Все разгадки еще впереди, ближе к концу должны быть).
trickster: Ickis пишет: Где еще можно получить удовольствие напрямую высказывать свое мнение автору прямо по мере чтения. Ярослав Гашек своего Швейка писал сидя в пивной, тут же читал вслух что получилось, и в книгу шло то, что больше понравилось людям вокруг. Живое общение с аудиторией в процессе написания для литератора все-таки большая редкость.Здесь не совсем "в процессе". Вещь закончена два года назад. Но вообще - согласен. Мне нравится чередование глав с комментариями - не знаю, как это на взгляд читателя, может, кому-то мешает, но по-моему - не должно. А как автору - это не только приятно , но и полезно . Ickis пишет: Так что Трикстер, не надо возвращать этим раздолбаям ящик, они его не заслужили.Ни в коем случае! Ickis пишет: ее саму в ящик можно сунутьЕй и без ящика достанется . Лея пишет: Все разгадки еще впередиВсе, кроме одной .
Wilka: Симпотная пухленькая дама, и главное - целая! - что может быть лучше!...))))
trickster: 5. Академизм. Илл. 5.1. Вильям Бугро. «Искусство и литература». На город хищной совой опускалась ночь – время любви и подлых преступлений. И нам с Гигу в эту ночь до любви не было никакого дела. Мы быстро нашли подходящую лазейку в жаждущей ремонта ограде и углубились в запущенный сад, разросшийся словно лес, скрывая от посторонних взглядов двухэтажный дом, где мы с Гигу намеревались творить свои чёрные дела. Мы шли вокруг дома, осматривая окна первого этажа, пока не нашли одно незапертое. Я подсадил Гигу, он протянул мне руку – и о-ля-ля! Мы оказались на кухне. Бесшумное передвижение по тёмному дому было нелёгким делом. Комнаты, коридоры, лестница – всё было заставлено коробками. Похоже, Шабанон скупала всё подряд – всё, что ей когда-нибудь в жизни хотелось иметь, было здесь – Гигу чиркнул спичкой и огонёк осветил ряды фарфоровых игрушек – ими были уставлены все полки, тумбочки, крышки комодов… - О, господи… - Прошептал я. Всевозможная мебель тоже была тут – и в неимоверных количествах – продвигаться по этому складу женских грёз, не ломая ноги, было подвигом, достойным Роланда Неистового, преследующего вероломных гасконских карликов по пиренейским ущельям. Мы медленно продвигались по коридору, переговариваясь шёпотом. - Гигу! Осторожно – не заденьте этот секретер - он стоит поперёк коридора, словно баррикада в Сент-Антуанском предместье… Может быть, мадмуазель Шабанон – тайная приверженка Интернационала? Это объяснило бы её страсть перегораживать всё подряд… - Сомневаюсь, Бурбаки… К тому же, это бюро, а не секретер – уж поверьте моему канцелярскому опыту… - К чёрту ваш канцелярский опыт, Гигу! Просто будьте осторожнее… - Дьявол! А это что? - Не знаю. Ваша спичка погасла. - Сейчас… Чёрт… Очередная тумбочка… Как больно… - Терпите, мой друг! И держите спичку повыше – мне ничего не видно… Ой! Я наступил на что-то, со страшным металлическим лязгом покатившееся по полу. Мы замерли. Наверху раздались шаги. Гигу торопливо погасил спичку. На втором этаже, перед выходом с лестницы, у подножья которой притаились мы, открылась дверь, на пороге возникла Шабанон в до невозможности коротком шёлковом пеньюаре со свечой в руке. - Кто там? – Воскликнула она. – Опёнок? Это ты? Иди ко мне, не прячься! Стуча по ступенькам голыми пятками, мадмуазель спускалась по лестнице – прямо нам в руки… - Ага! Попалась! – Взревел Гигу. – Стой! Не уйдёшь! Хватайте! Хватайте её, Бурбаки! - Держите её, Гигу! Мадмуазель, рванувшаяся было наверх, настигнутая, схваченная, обмякла в наших руках, лишившись чувств. - Похоже, она в обмороке. Берите её за ноги, Бурбаки… Та-а-ак… Потащили… Мы внесли Шабанон в её спальню. При свете настенной газовой лампы я обнаружил, что и без того короткий пеньюар мадмуазель задрался до совершенного неприличия. Как порядочный человек, я вознамерился скромно отвести взор, но взор нагло проигнорировал моё намерение. В эту минуту я понял, что, возможно, был несправедлив к Рубенсу. - Бросайте сюда – на кровать. – Командовал Гигу. – Сейчас мы её чем-нибудь свяжем… Гигу вытащил из-под бесчувственной Шабанон пару простыней и, скрутив в жгут, одной из них привязал заброшенные за голову руки нашей пленницы к изголовью кровати. Второй простынёй он связал и приторочил к противоположному концу кровати ноги мадмуазель. - Гигу… Почему она не приходит в себя…. Вдруг у неё от испуга остановилось сердце… - Вы так думаете? – Гигу схватил Шабанон за едва прикрытую шёлком левую грудь. – Ерунда! Стучит как барабан на военном параде! Чтобы такая женщина – и окочурилась от простого испуга? Вы посмотрите – это же кровь с молоком! Амазонка! Или сабинянка – вечно я их путаю. Был бы здесь Помпили – он бы точно сказал! - Вакханка! – Подсказал я. - О! Точно! И без Помпили разобрались... Гигу пробежал пальцами по телу мадмуазель от груди до колен, словно пианист, проверяющий настройку инструмента. - Какой академизм! – В восторге воскликнул он. Илл. 5.2. Александр Кабанель «Нимфа и сатир». - Гигу! Кажется она пошевелилась… - В самом деле? – Гигу пробежался пальцами в противоположном направлении. – И правда – задёргалась! - По-моему, она уже пришла в себя, - продолжил я, - и подсматривает за нами сквозь опущенные ресницы… Вот – посмотрите! Услышала мои слова и сразу зажмурилась! И губы у неё подёргиваются, когда вы бегаете по ней пальцами. А ну-ка сделайте это ещё разок! Вот! Как будто ей смешно, но она пытается не показывать виду! Гигу! Да ей же щекотно! - Мадмуазель угодно симулировать обморок? – Сказал Гигу. – А если сделать так?! Пальцы моего беспощадного друга внезапно оказались у воровки подмышками, защищёнными лишь мягкой золотистой шёрсткой. Эффект был грандиозен! Глаза Шабанон распахнулись во всю серо-голубую ширь, из её груди вырвался визг, настолько пронзительный, что кто-то на улице мог подумать, что мадмуазель обнаружила у себя под одеялом мышиный город. Я порадовался, что Шабанон избрала себе такое уединённое жилище. Иначе на её визг сбежалась бы вся улица. С минуту она визжала на одной ноте, наконец, обессилев, перешла на завывающий ведьминский хохот, прерываемый слабыми возгласами: - Прекратите! Не надо! - Я вижу – вы пришли в себя, мадмуазель! – Сказал Гигу, прервав свои бодрящие процедуры. – Рад за вас! - О, господи! Если вам нужны деньги – они в том шкафчике! Забирайте их, негодяи, и убирайтесь! - Мы не грабители! – Оскорблёно воскликнул мой щепетильный друг. – Нам не нужны ваши деньги и прочее барахло. Мы пришли забрать то, что принадлежит нам! - То, что вы коварно похитили! – Добавил я. - Не понимаю, о чём вы говорите! – Шабанон уставилась в потолок. - Бурбаки… – Сказал Гигу. – Кажется, у мадмуазель проблемы с памятью… Вы, случайно, не знаете, чем лечится эта болезнь? Илл. 5.3. Макс Эрнст. Коллажи из альбома «Неделя доброты». - Есть одно… народное средство... - Ответил я. – Оно ещё от симуляции обмороков помогает… - Ах, ну конечно! – Подхватил Гигу. – Как я мог забыть! Его пальцы впились в пухлые бока Шабанон и с рачительностью финансиста принялись пересчитывать её рёбрышки. Подлая похитительница заверещала с новой силой и забилась, пытаясь вырваться из наших пут. - А вы что стоите, Бурбаки? Займитесь-ка её ногами – у нас с вами в этом деле богатый опыт, не так ли? Я присел на край кровати и провёл пальцами по стопам Шабанон. Её ступни были заметно крупнее маленьких и изящных ножек из шкатулки, однако, надо отдать должное нашей пленнице, форма их была близка к идеальной – в самый раз для полотна какого-нибудь академиста. - Гигу! – Сказал я, танцуя пальцами на яростно дёргающихся ножках Шабанон. – А не продать ли нам её в рабство Помпили? Конечно, после того, как мы выпытаем, куда она спрятала нашу шкатулку. Из неё может выйти недурственная академическая натурщица! - Отличная идея, Бурбаки! – Отозвался Гигу. – Такую натурщицу любой академист оторвёт с руками и ногами! Только боюсь, у этого нищеброда не хватит денег. Слишком много тратит на устриц. Давайте уж сразу продадим её Академии Изящных Искусств. Пусть академисты пользуются ей по очереди! Вы слышите, мадмуазель? Шабанон металась между адским хохотом и полоумным хихиканием как Шарль Бодлер между вином и гашишем. Её ноги извивались в моих руках как «Цветы зла» под взглядом цензора. Не дождавшись внятного ответа, Гигу продолжил: - Вас будут держать в подвалах Академии, закованную в цепи, и рисовать с вас всех этих томных андромед и манерных мучениц! Илл. 5.4. Лоуренс Альма-Тадема «Триумф веры». Как ни странно, Шабанон отнеслась к этому предложению с известным интересом: - Что угодно! Только не щекочите! – Кричала она между взрывами истерического смеха. - О! – Воскликнул Гигу. – Мадмуазель слишком хорошего мнения об академистах! Как по вашему, они добиваются от своих натурщиц этого гедонистического румянца, этой эзотерической отрешённости во взгляде? Уж ни читают ли они им вслух новеллы господина де Мопассана? О, нет, мадмуазель, боюсь, что нет… Они щекочут их, щекочут, щекочут!!! Илл. 5.5. Александр Кабанель «Рождение Венеры». Гигу зарылся носом меж грудей несчастной Шабанон, щекоча и их своими усищами. - Защекочут до полного гедонизма и давай, пока не очухалась, академизм с неё малевать! – Нос Гигу зарывался всё глубже, смех Шабанон становился всё истеричнее, тем более, что и я времени даром не терял, азартно щекоча академические ступни. - Да… – Продолжал Гигу, по десятому разу пересчитывая рёбра будущей натурщицы. – Чтобы картина продавалась, изрядно попотеть приходится… То ли дело мы – импрессионисты. Наши картины вообще никто не покупает. Ну и не надо! Зато мы к натурщицам по-людски относимся! Найдёшь какую-нибудь шлюшенцию, лет под пятьдесят, стакан абсента ей набулькаешь и давай, пока не протрезвела, какую-нибудь «Продавщицу вишнёвой настойки за пять минут до закрытия бара» с неё писать. А она, паршивка, в носу ковыряется! Окончив очередной подсчёт рёбрышек, Гигу снова принялся рыться у Шабанон подмышками. – Нет! У академистов не забалуешь! Только натурщица в себя приходить начнёт, только пальцем в нос нацелится – как академисты всей кодлой на неё набрасываются и давай щекотать, пока обратно до эзотерической отрешённости не защекочут! У них в академии специально для этого персонал заведён – чтобы помогать художникам поддерживать натурщиц в рабочем состоянии. Набирают этот персонал из одних карликов. Специально на это дело натасканных. Чтобы приличную академическую картину намалевать, таких карликов надо штук восемнадцать. Половина отдыхает, половина с натурщицей работает – эзотезирует-гедонизирует, эзотезирует-гедонизирует… А художник так только – мазнёт по холсту, поморщится – нет, говорит, что-то отрешённости не хватает и румянец не того цвета. А карлики стараются, натурщица визжит – страшное дело. Особенно вот здесь щекотать любят. – Пальцы Гигу забегали по внутренним сторонам обнажённых бёдер мадмуазель. – Любимое карлицкое щекотливое местечко! Илл. 5.6. Джованни Болдини «Анри де Тулуз-Лотрек». У Шабанон будто открылось второе дыхание – она выгнулась дугой и заверещала так, что замигала лампа. Я как раз хотел спросить Гигу, откуда он столько знает про нравы академистов, но Шабанон, улучив момент, ввернула в свой хохот скороговорку: - Не-надо-больше-я-всё-скажу!!! - Ну вот! – Воскликнул Гигу, оборачиваясь ко мне. – А я только вошёл во вкус… Бурбаки, вы не против, если я заткну ей рот, чтобы не проболталась раньше времени? Пока мы не пресытились академизмом… - Знаете, Гигу. Кажется, я уже пресытился. Не забывайте – как только мы получим назад наши ножки, нам придётся как следует поработать! Не знаю, как вы, а я должен Помпили уже семьдесят пять франков! Илл. 5.7. Макс Эрнст. Коллаж из альбома «Неделя доброты». - Вот умеете вы, Бурбаки, всё испортить… Ну ладно… Так что, мадмуазель? Что вы хотели нам сказать? - Ваша шкатулка действительно была у меня… - Тяжело дыша, сообщила Шабанон. - Была?! – Спросил Гигу. - Да! А потом ко мне явились какие-то господа в военной форме и велели отдать её им. Они сказали, что это секретное государственное устройство, от которого зависит финансовая стабильность Республики. И велели мне молчать и никому ничего не рассказывать, потому что это Великая и Страшная Государственная Тайна! Вот я и молчала, пока могла! Пока вы… – Она всхлипнула. – Пока вы не заставили меня… ужасными пытками… выдать эту Тайну! - Боже мой! – Воскликнул я. – Гигу! Неужели всё было напрасно?! Продолжение следует...
trickster: 6. Иллюзионист. Илл. 6.1. Рембрандт «Портрет знатного славянина». - Бурбаки. Не торопитесь. – Сказал Гигу. – Мне кажется, мадмуазель с нами не вполне искренна... - Что вы хотите сказать, Гигу? - Что нас пытаются обвести вокруг пальца! - О... - Мадмуазель, где ваша собачка? - Она... куда-то убежала... - Вы же с ней никогда не расстаётесь? Откуда вдруг такое равнодушие к любимому зверьку? Шабанон молчала, в ужасе глядя на нас. - Где ваш Опиум, мадмуазель? Или эти господа в военной форме и его забрали? В качестве гаранта соблюдения конституционных свобод? Шабанон попыталась что-то сказать, но, видимо, так и не смогла придумать чего-нибудь мало-мальски достоверного. - Бурбаки… – Произнёс Гигу сладким голосом. – Похоже, во Французской Академии Изящных Искусств услышали мои молитвы… Это мужественная женщина по-прежнему упорствует… Какое счастье! Какое счастье! А, может быть, мадмуазель нравится то, что мы с ней делали? И она жаждет продолжения? Илл. 6.2. Кальдерон «Отречение святой Елизаветы». Произнося эту речь, мой друг медленно-медленно тянул пальцы к подмышкам Шабанон. - Признайтесь, мадмуазель... Вам хочется ещё... – Мурлыкал Гигу. - Нет… – Причитала Шабанон. – Нет! Нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-они-в-подвале!!! - Они? То есть ваша собачка и наши ноги, покрытые взбитыми сливками? Иначе откуда бы взялась вся эта грандиозная коллекция барахла?! По щекам Шабанон побежали слёзы. - Сладким творожком… – Прошептала она. - Что? - У Опёнка от взбитых сливок несварение… Поэтому я использовала сладкий творожок… Пожалуйста! Не забирайте моего пёсика!!! - Увы, мадмуазель. – Сказал безжалостный Гигу. – Похитив нашу собственность, вы причинили нам слишком большие неудобства. Бурбаки даже хотел стреляться, но не нашёл денег на револьвер. Мы заберём и шкатулку… и собачку… В качестве компенсации за перенесённые страдания. А вы оставайтесь со своим барахлом! Пойдёмте, Бурбаки. - Только не давайте ему взбитые сливки! – Услышали мы уже на лестнице. За этим последовали такие безудержные рыдания, что я был рад, когда мы удалились от спальни мадмуазель достаточно, чтобы их не слышать. * * * - Гигу! Давайте оставим ей собачку! Страдания этой Шабанон разрывают мне сердце! - Может быть, Бурбаки… Может быть… У меня тоже есть сердце… Но пусть пока помучается – она это заслужила! Гигу отворил дверь подвала и мы двинулись вниз по лестнице. Пошарив по стене, я нащупал газовую лампу. - Гигу! Давайте спички! Здесь есть лампа, а то мы ничего не найдём в темноте… Подвал осветился. Это было большое помещение, заваленное разным хламом. Ни собачки, ни шкатулки мы не видели, зато сразу обнаружился коридор, уходящий куда-то дальше. Похоже, подвал занимал бОльшую площадь, чем дом, возможно, даже соединялся с другими подземельями… - Стойте, Бурбаки… Там кто-то есть… Я тоже услышал эти звуки. Непохоже было, чтобы их издавала маленькая собачка… - О, Боже мой, Гигу! Неужели нам придётся с кем-то драться?! - Спокойствие, мой друг! С вами ветеран народного просвещения! Давайте возьмём эти стулья… - Гигу! Зачем нам стулья?! - Запомните, Бурбаки… Стул – грозное оружие канцелярского работника! Особенно в сочетании с тактикой подкрадывания сзади. Если кто-то на нас нападёт - немедленно разбегаемся в разные стороны. Если он погонится за мной – догоните и дайте стулом по голове. Главное – не стесняйтесь, бейте со всей силы! Но лучше бы он погнался за вами… Тогда у врага не осталось бы ни одного шанса… - Стойте, негодяи! Мы обернулись. По лестнице, ведущей в подвал, живо сбегала Шабанон – всё в том же коротеньком пеньюаре и с чудовищных размеров револьвером, который мадмуазель держала обеими руками. Как она выпуталась из простыней, которыми мы её связали, остаётся тайной. До чего, всё-таки, изворотливая толстушка! - Спокойствие, Бурбаки, только спокойствие… - Пробормотал Гигу. – В хорошем стуле застрянет любая револьверная пуля... Наше министерство на стульях не экономило - только поэтому я ещё жив! А эти стулья, на первый взгляд, не уступают министерским... Прикрываясь стульями словно щитами, мы с двух сторон приближались к Шабанон. Девица вертелась между нами, растерянно оборачиваясь то ко мне, то к Гигу. Быстро становилось очевидным, что мадмуазель не представляет, как сделать, чтобы её чудовище выстрелило. Усы Гигу хищно топорщились. - Мадмуазель знает нас с хорошей стороны… – Процедил он, медленно приближаясь. – Скоро она узнаёт нас с плохой стороны… Теперь мы свяжем её как следует… Заткнём рот… Разденем догола…. Вымажем взбитыми… Ну, хорошо... Вымажем сладким творожком... Всю – от подмышек до пяток! И напустим на неё эту собачонку-сладкоежку!!! Как вам мой план, Бурбаки? - Отличный план, Гигу! – Отозвался я, подкрадываясь с другой стороны. Илл. 6.3. Артур Хакер «Облако». Шабанон смотрела на приближающегося Гигу как заворожённая. Наконец, сбросив оцепенение, она запустила в него револьвером и развернулась, чтобы бежать. Я уже готов был броситься воровке наперерез, когда Шабанон остановилась, и, раскрыв рот от изумления, уставилась на что-то за моей спиной. Пытаться обмануть меня подобным трюком было довольно наивно. Я поставил стул на пол и уже готовился хватать вероломную толстушку, когда мимо меня, размахивая стулом над головой и истошно вопя: - Отдай наши ноги, мошенник! - Пронёсся Гигу. Я обернулся. У выхода из коридора, ведущего в дальние части подвала, стоял живой турок. А может, и не турок, а, например, сарацин или мавр. Никогда не разбирался в этих славянах! На турке был длинный халат, усыпанный звёздами из цветной бумаги. На голове его был тюрбан, украшенный куском огранённого стекла, весьма неудачно имитирующего рубин. Ещё у него была длинная седая борода, сделанная, кажется, из пакли. В руке он держал посох, на вершине которого красовалась звезда Давида из золотистой фольги. Я поднял свой стул над головой и бросился вслед за Гигу. - Остановитесь, друзья мои! Не вынуждайте меня обращать против вас моё магическое искусство! Эти ноги больше не принадлежат ни вам, ни кому-либо ещё! Ибо они вернулись к своей настоящей хозяйке! Из коридора за спиной сарацина появилось самое прекрасное создание, что я видел в своей жизни – длинные золотистые волосы, огромные голубые глаза – застенчивые и одновременно лукавые, длинные пушистые ресницы… Маленькая, изящная – она так осторожно ступала босиком по грубым плитам пола, что у меня защемило сердце – вдруг эти нежные ножки поранятся, наступив на какой-нибудь ржавый гвоздь! Её ноги показались мне странно знакомыми, хоть я и был уверен, что не встречал эту девушку раньше. Илл. 6.4. Эжен де Блаас «На пляже», Артур Хакер «Сиринга». - Чёрт возьми! – Сказал Гигу, опуская стул. Я взглянул на него – мой друг, не отрываясь, смотрел на ноги золотоволосой девушки. - Позвольте представиться, сеньоры! – Воскликнул персиянин, убедившись, что мы оставили враждебные намерения. – Джузеппе Обалдини! Магистр чёрной магии, профессор астрологии и алхимии, гроссмейстер спиритизма, медиум, некромант, заклинатель джиннов, жрец Астарты, почётный член стоунхенджского круга друидов, изобретатель магического квадрата и любимый ученик Зороастра! - Очень приятно. – Ответил мой друг. – Гигу, свободный художник. Бурбаки, мой коллега. А это легкомысленно одетая особа – известная воровка Шабанон. - Рад познакомиться. – Приятно улыбнулся магистр. - Позвольте и мне представить свою спутницу. Это Лаура, моя ассистентка, с недавних пор известная как Танцующая На Руках. О! Это длинная и печальная история, сеньоры! Сейчас я поведаю её вам… - Месье… – Начал Гигу, но заткнуть профессора алхимии было не так просто. - Один раз на арене всемирно знаменитого цирка Гран-де-Коко я выступал с номером, воистину поражающем воображение! Поверьте, сеньоры, все мои номера поражают воображение, но этот просто рвал его в клочья! Детям закрывали глаза и уши, женщинам давали нюхать соль, мужчины содрогались… О, сеньоры! Это была классика магической демонстрации! Лаура была помещена в ящик, распилена на куски, а затем - соединена вновь в единое целое! Я демонстрировал этот номер не единожды, но в этот раз что-то пошло не так. Возможно, я неверно учёл расположение небесных светил... Или какой-то недобрый дух исказил магнитные поля, нарушив перпендикулярность параллелей и меридианов... Причина этого феномена осталась неизвестна, но когда я соединил ящики с частями Лауры и произнёс заклинание, коробка с ногами куда-то исчезла! - Кошмар! – Воскликнули мы с Гигу. - Все остальные части воссоединились без проблем, - продолжил друид спиритизма, - и публика ничего не заметила. Однако я был раздосадован! Лаура, этот ангел, утешала меня, говорила, что как-нибудь обойдётся, но я никак не мог успокоиться! За маской внешней невозмутимости я скрывал глубокое разочарование... Какое-то время всё шло хорошо. Лаура научилась танцевать на руках и, казалось, забыла о своей потере. Но я не мог забыть! Горечь стыда сжигала меня изнутри! И вот, однажды, на Лауру напал приступ истерического смеха! Её исчезнувшие ноги, сохранившие незримую связь с остальным телом, испытывали мучительную щекотку! - Ах! – Вздохнула Шабанон. - Вскоре приступ повторился. А когда наш цирк снова оказался в Париже, бедняжка стала хохотать почти беспрерывно! Я нигде не мог укрыться от её смеха! Он жалил меня словно укусы тарантулов! Я понял - ноги где-то здесь, в Париже. Чем ближе к ним Лаура, тем сильнее она ощущает всё, что с ними происходит! Я посадил её в тележку и стал возить по городу, внимательно отмечая направления, движение по которым усиливало истерику Лауры. Прохожим я говорил, что это моя безумная племянница и я везу её в дом умалишённых. Наконец, мучения Лауры достигли апогея! - Ах! – Вздохнул я. - Словно и впрямь лишившись рассудка, бедняжка умоляла меня остановиться и увезти её отсюда. Что ей и без ног хорошо и она больше не может терпеть. Но я был непреклонен. Я понял, что ноги Лауры находятся в этом доме. Дождавшись ночи, мы проникли внутрь. Я взял Лауру на руки и мы спустились в подвал. К моей великой радости, ноги были здесь! Это милое создание слизывало с них нанесённую кем-то сладкую массу. Обалдини указал на собачку, которую держала на руках и нежно поглаживала прекрасная Лаура. Опиум вилял хвостом и радостно скалил перемазанную творожком мордашку. Илл. 6.5. Огюст Ренуар «Собачка». - Это сделала она! – Воскликнули мы с Гигу, дружно указав на Шабанон. - О! Так вот кого мы должны благодарить за то, что Лаура вновь обрела свои ноги, а я - душевный покой! Благодарю вас, сударыня! И будьте любезны принять в дар от нас это скромное бриллиантовое колье. - Ах! - Вздохнули мы с Гигу. Колье было достойно королевы! А сколько оно стоило - даже Гигу, наверное, не знал. - Благодарю и вас, сеньоры, за участие, которое вы приняли в счастливой развязке этой истории. - Обалдини с чувством пожал нам руки. – Благодарю вас и прощайте! Или до встречи - если вы соизволите посетить наше представление! Всего пятьдесят сантимов за места в первых рядах! - Подождите! - Закричали мы. - Но откуда же брались все эти деньги? - Какие деньги? - Спросил Обалдини. - Всякий раз, когда кто-то щекотал ноги Лауры, он получал по почте чек на сто франков! Разве их присылали не вы? - Нет. - Сухо сказал Обалдини. - Я не имею ни малейшего понятия, откуда они брались. Возможно - побочный эффект того неудачного заклинания. Но нам пора. Лаура! Ты готова? - Да, маэстро. - Ответила Лаура ангельским голосом. Обалдини вскинул руки, прокричал что-то непонятное и исчез вместе с прекрасной Лаурой. Опиум подбежал к хозяйке, требуя немедленно взять его на руки. * * * С тех пор прошёл год. Мадмуазель Шабанон за это время успела стать мадам Гигу. На деньги, вырученные от продажи колье, супруги приобрели скобяную лавку и Гигу, совсем забросивший искусство, погрузился в её дела с головой. Я устроился малевать афиши для цирка Гран-де-Коко - не самое лучшее применение моего таланта, зато я получил - пусть небольшой - но стабильный заработок, а главное - возможность быть ближе к моей дорогой Лауре. Раз в неделю, по пятницам, я пью абсент с Гигантской Женщиной, оказавшейся прекрасным собеседником и тончайшим ценителем современного искусства. Мы играем в преферанс с акробатами-горбунами - это милейшие люди, но страшные мошенники, за которыми нужен глаз да глаз. Играть в шахматы с маэстро Обалдини намного приятнее - он так рассеян, что не замечает даже, когда я незаметно убираю с доски его ферзя. А что касается лиллипутов - то не полюбить их просто невозможно! В общем, работа в цирке оказалась необременительна и приятна. Но только Лаура – мой золотоволосый ангел – единственная настоящая причина того, почему я всё ещё здесь. Конечно, она не может не замечать этого. Искусство скрывать свои чувства никогда не относилось к числу моих талантов. Да и с какой стати?! Возможно, полные сладостного томления вздохи, то и дело доносящиеся с моей стороны, когда, схватившись за сердце, я не могу отвести от неё взгляд, не оставляют и Лауру вполне безучастной. Во всяком случае, когда она свободна от своих танцевальных упражнений и не занята с маэстро в его шатре подготовкой очередных демонстраций (а я изнемогаю от ужаса и ревности), Лаура приходит в мой вагончик и подолгу безмолвно наблюдает за изготовлением очередной броской афиши. Но порой меня терзают сомнения. Мне кажется, что не интерес к моей работе и даже – как ни грустно это признавать – не мой вдохновенный вид и полные страсти взгляды, что я бросаю на Лауру из-за мольберта, привлекают её в мою мастерскую на колёсах. С недавних пор у Лауры появилась одна маленькая слабость. Нечто, без чего ей стало трудно обойтись. И она знает, что я об этом знаю. И ни в чём не могу ей отказать. Сидя на старом диванчике, Лаура ждёт. Окончив работу, я устраиваюсь на полу у её милых уставших ножек. Словно узнав во мне доброго друга, ножки немедленно сбрасывают туфельки, взбираются мне на колени и, застенчиво прячась друг за дружкой, принимаются кокетничать, требуя с ними поиграть. Я поднимаю взгляд и вижу, как в обращённых ко мне огромных синих глазах скачут озорные чёртики. Конец.
Лея: Не было счастья, как говорится, да несчастье помогло... Или нет худа без добра. А в результате самый что ни на есть, хэппи энд! Очень неожиданная концовка. С одной стороны, мучения, с другой стороны - все к лучшему... Так очень часто в жизни и бывает. И щекотка на пользу пошла, во всех смыслах, а это не может не радовать. По-моему прекрасный рассказ получился - ни убавить, ни прибавить). Ну и изюминка в конце, или перчинка, тайна, покрытая мраком... А так ли это важно, на самом деле, откуда деньги брались, когда все так хорошо закончилось?! Но озадачил, так озадачил...))
trickster: А у меня во всех рассказах так. Побеждает любовь. Даже если любовь гибнет (как в "Шарлотте") - она всё равно побеждает. Поэтому я так разволновался, когда ТТ попрекал меня недостатком романтизма)))
tt: trickster пишет: Поэтому я так разволновался, когда ТТ попрекал меня недостатком романтизма Не могу не признать - концовка вполне в романтическом стиле.
Ickis: А по-моему, нас обманули. Почему все решили, что та барышня вообще хоть раз темачила злополучный ящик? Имеется два оболтуса, мечтают только напиться, и на их адрес приходит посылка. Допустим, там просто муляж, с бодуна они решили, что ноги настоящие. Далее, ящик исчезает, и только записка, что соседка трижды получила оргазм деньги - кто это видел? Вообще тема сисек денег не раскрыта, равно как и много заделов не получили развития - что за подвал с выходом в глобальное подземелье, почему бедный фокусник сорит брильянтами, и т.д. Похоже на аферу, чтобы женить одного из художников - подсунули ненадолго ящик, дали один раз сто франков (а адрес кто знал?), и вот он уже бегает по всему Парижу и ищет где эта женщина. Кто видел, что она получала деньги? Коробки из магазина - да пустые, конечно. Колье - стекляшки. Дом на отшибе - самый дешевый. Характерно, что второй раз этот ящик уже никто не видел. По ходу это она и подстроила, со своим дядей-иллюзионистом. Когда замуж приспичит - все средства хороши. Элементарно, Ватсон.
trickster: Ickis пишет: Похоже на аферу, чтобы женить одного из художников Мне нравится такая трактовка. Очень эротичная. И, кстати - романтичная. Девушка пошла на такие жертвы! Сто франков, пытка щекоткой - и всё ради любви к усатому оболтусу. Как жаль, что не я это придумал! По замыслу автора, элементы абсурда в повести постепенно нарастают и в финале заполняют всё пространство, схоронив под собой последние попытки "найти мотивацию"))) Однако, я не учёл изощрённость читателя! Икис нашёл-таки способ абсолютно логично, непротиворечиво и строго рационалистически объяснить всё происходящее! Это просто праздник какой-то! Единственная поправка - мне кажется, изначально это был не заговор, а блестящая импровизация. К девушке врываются упоротые придурки, требуют собаку. Ей интересно, она идёт смотреть, что такое. Там какой-то ящик - пустой абсолютно. Обрывок газеты, с которым они носятся, называя его чеком на сто франков... Но мальчики всё равно симпатичные, особенно который с ТАКИМИ усами! И девушка начинает импровизировать. Под конец подключает знакомых артистов цирка (и кстати - бравого ветерана из киоска, всегда готового помочь красивой мадмазельке). И - вуаля! Свадьба!
Ickis: Тогда так - дядя-фокусник ушел в запой, и чтобы не пропить весь свой реквизит, разослал его своим друзьям - кому шляпу с кроликом, кому плащ с тюрбаном. Племяннице послал ящик с муляжом ног на пружинках - тронешь, они дрыгаются как живые. Потом еще подумал, и выслал ей же сто франков - у нее надежнее будет, а остальное пошел пропивать. Только в адресе одну цифру перепутал. Она входит к соседям, видит там знакомый ящик, понимает сразу что к чему. Сто франков конечно уже не вернуть, но тут у нее рождается дерзкий план захомутать себе юное дарование. Получается, на все шесть глав темы только один короткий эпизод в самом конце.
Wilka: Видимо, автору надо теперь убить-себя-ап-стену...
trickster: Ickis пишет: Получается, на все шесть глав темы только один короткий эпизод в самом конце. Не согласен. Кто сказал, что в зачёт идёт только реальная тема? Литература - область фантазии. Разница между реальным и воображаемым здесь условна и не принципиальна. Например, мы читаем рассказ, битком набитый сочнейшей темой, но в конце выясняется, что это - сон. Что от этого изменится?
Ickis: Картина к третьей главе не так проста, как кажется. По Дискавери рассказывали про импрессионистов, этот сюжет Мане тоже разбирался. На заднем фоне девушка стоит по колено в воде, подобрав сорочку, в очень характерной позе. На самом деле, она подмывается, что в конце 19 века было типичным для женщин действием сразу после полового акта. Так что это не «Завтрак на траве», а "Перетрах на траве" - только непонятно с кем, поскольку оба мужика одеты. Но тут можно обратить внимание на пристальный взгляд второй дамы, которая как-то оценивающе смотрит прямо на зрителя - фактически, на его месте должен быть как раз еще один участник действия, удовлетворенный мужик, который в сторонке одевает портки, благо рядом раскидана одежка. Для современников намек всей композиции был кристально понятен, поэтому провокационен и неприличен. Вот она, сила искусства, вовлекающая зрителя прямо в действие картины.
trickster: Ickis пишет: Вот она, сила искусства, вовлекающая зрителя прямо в действие картины.Я слышал, конечно, что "Завтрак на траве" - культовая и скандальная в своё время вещь. Но подробностей не знал. Интересно)
полная версия страницы