Форум » Творчество форумчан » Котощеевка. Последние главы. » Ответить
Котощеевка. Последние главы.
trickster: Мне тут сообщили, что тема "Котощеевка" достигла предельного числа страниц. Придётся создать отдельную тему под концовку. Осталось пять глав. 46. Прощание славянки.[more]Что может быть лучше солнечного утра в пригороде? Только солнечное утро в пригороде, дополненное запахом пекущихся блинчиков и жарящейся ветчины. Солнце сияло и согревало дом. Варвара хлопотала над плитой. Когда ночью она вернулась домой, всё её тело болело. Измученная Полина слабым голосом пожелала ей спокойной ночи и ушла спать. Вскоре появился Яша. Естественно, Варвара не стала рассказывать ему об их с Полиной бурных ночных похождениях. Яша и без того был в довольно игривом настроении. Он набросился на неё чуть не с порога, повалил на диван и стал торопливо раздевать. Она не слишком сопротивлялась, захваченная любовной игрой. Они предались блуду прямо в гостиной, рискуя быть застигнутыми кем-то из детей или сомнабулически бредущей к холодильнику вечно голодной Полиной. И это был едва ли не лучший секс в истории их брака. Они вертелись на диване и щекотали друг друга как маньяки. Варвара то оказывалась верхом на муже – подобная амазонке, оседлавшей кентавра и склоняющей его к покорности, забираясь извивающимися пальцами ему подмышки, то сама – словно настигнутая сатиром нимфа, прижатая всем его весом, с заломленными за спину руками – не знала, как вытерпеть, не хихикая слишком громко, непотребства его языка у себя на шее и проделки свободной от удержания её запястий руки – то щекочущей груди, то перебирающей рёбрышки, то пробирающейся под животик, то внезапно ныряющей меж бёдер… Жасмин, к великому своему облегчению, успела вернуться домой незадолго до родителей, так и не узнавших, сколь вероломно девушка пренебрегла своим обещанием присмотреть за младшим братом. После долгих мучений в лапах сумасшедшего профессора, Аманда и Жасмин были освобождены, получив строгое предупреждение, что если девушки обмолвятся хоть словечком о том, что видели и испытали этой ночью, они будут немедленно арестованы и ввергнуты в такие мрачные застенки Михалыч-центра, откуда ни одна подопытная ещё не возвращалась. При упоминании мрачных застенков, профессор и его верный ассистент – вернувшийся в лабораторию и, после истовых покаяний, прощённый – обменялись гнусными ухмылками и дружно принялись потирать ручки. - Ну так что, мои пушистики? Хотите очутиться в мрачненьких застеночках? – Благодушно улыбаясь, спросило светило котощеевской науки. Девушки отчаянно замотали головами, всем своим видом пытаясь убедить злого профессора и его мерзкого пособника, что будут молчать до гроба. Они быстро дошли до дома и мрачно попрощались, боясь взглянуть друг другу в глаза. Когда Жасмин укладывалась в постель, её кожа оставалась почти такой же гиперчувствительной, как в этой кошмарной лаборатории. Ей даже пришлось обойтись без одеяла. Впрочем, раздеться она всё равно не смогла – единственный снятый носочек стоил Жасмин таких мучений, что она решила спать одетой. Эта ночь тянулась бесконечно. Жасмин то и дело просыпалась – ей было щекотно от любого движения, её изводили кошмары – бритоголовый Щекотовский, сошедший с этикетки туалетной воды, и примкнувший к нему Вольдемар в белой шапочке привязывали её к заляпанной извёсткой скамеечке на заднем дворе «Электры» и маленькими жёсткими пёрышками щекотали босые ноги и голые подмышки, выпытывая пароль от компьютера профессора Григорьева. - Не скажу! Он меня защекочет! – Верещала Жасмин. - Quo usque tandem abutere, Catilina, patientia nostra? – С апломбом вопросил Щекотовский голосом Зигмунда Яковлевича. --- Доколе же ты, Катилина, будешь злоупотреблять нашим терпением? (Цицерон). --- А Вольдемар звонко захохотал и крикнул: - Шпионка! Мы поймали настоящую шпионку! – И его пёрышки с удвоенной энергией заплясали по её подошвам. Профессор и его больной на всю голову ассистент были здесь же. Они стояли в сторонке и скромно ждали, когда Жасмин проболтается, чтобы вести её в застенок и там защекотать до смерти во славу науки. - Не мучьте меня так – я скажу! – Бормотала она сквозь сон, прежде чем проснуться. Потом она долго лежала, боясь шелохнуться, и никак не могла уснуть – ей чудилось, что внизу, в гостинной, кто-то хихикает маминым голосом. «Дикость какая! Совсем сдуреешь тут, с этим водопроводом!» – Думала Жасмин. Только к утру она немного пришла в себя. Эйфория по-прежнему кружила ей голову, но уже не взрывала мозг как прежде, обернувшись блаженным умиротворением. Завтрак был страшно вкусный, но из-за сохранявшейся лёгкой дезориентации она всё время боялась пролить что-нибудь на своё рабочее платье в клеточку. Она подумала, что сегодня на работе ей будет, что обсудить с Амандой. - Ну, я готова! – Сказала Полина, появляясь на кухне с дорожной сумкой на голом плечике. - Прекрасно выглядишь. – Сказала Варвара. – Такая свеженькая, помолодевшая! - Ага. Я и чувствую себя отлично. Только мурашки по всему телу. Варвара залюбовалась на младшую сестру. Полина нарядилась в дорогу по котощеевской моде – в бело-голубую блузку без рукавов, завязанную бантом на животе, и белые шорты, выставлявшие напоказ длинные стройные ножки. Картину довершали лёгкие сандалии и нарядно окрашенные ногти на пальчиках ног. - Теперь, наверное, не скоро увидимся? – Печально спросила Варвара. - Может, и раньше, чем ты думаешь. – Ответила Полина. – Я всерьёз думаю сюда перебраться. У меня подружка есть. Там, в Москве. – Полина махнула рукой куда-то на юго-запад. – Мы квартирку с ней на двоих снимаем. У неё вся семья в ваших краях, в Перекати-Поле живёт. Вот закончит она институт, весной – и двинем на юга! Давно хотела перебраться куда-нибудь, где тепло. Солнце! Море! Можно весь год ходить полуго… легкоодетой… - Вот именно… Тебе просто не терпится поставить на уши этот колхоз. Взорвать штаны ударникам труда! – Шепнула Варвара, вонзая пальцы под рёбрышки сестры. - Нет! Только не это! – Захихикала Полина. – Я после ночи ещё не очухалась! Дергаюсь вся! А ты опять начинаешь! Плевала я на ваших комбайнёров. Просто… Ну… Если ты здесь, то почему бы и мне здесь не поселиться? Если я всё равно хочу на юг? У вас ведь пляж есть? - Кажется, да… Минут десять на машине… - Это хорошо. Без пляжа я не согласна. - Я пока не бывала… – Сказала Варвара. – Говорят… Там довольно необычно… Ну, сама понимаешь – котощеевский пляж… - Да, уж! Представляю! Скучать не придётся! Зароют в песочек и будут потихоньку откапывать. Как динозавра, кисточками. А как у вас тут с танцевальной йогой? - Не знаю… Не слышала… - Вот и хорошо, что не слышала! Значит, непаханное поле… Есть, где развернуть индивидуальную трудовую деятельность. - Полина! Ты уверена? Я-то домохозяйка, дома сижу. И то меня почти каждый день кто-то щекочет! Я не про Яшу – он-то понятно! Остальные тоже! То мистер Ку… разносчик из булочной набросится, то ещё кто-нибудь! Позавчера старичок попросил через дорогу перевести… А я как дура… Ну, ладно. Что они с тобой сделают, когда увидят в одних гамашах и маечке, принимающей разные завлекательные позы?! - Вот заодно и узнаем, что со мной сделают! – Жизнерадостно ответила Полина. – Главное, чтобы абонементы покупали. Остальное – вопросы технические. Тем более, у меня теперь совершенно новое отношение к щекотке. Наверное, я даже не буду возражать, когда мой парень опять начнёт щекотать меня в театре. - Он щекотал тебя в театре?! - Ага. В опере. На «Пиковой Даме». Там одна девушка пришла на свидание, а этого, кто свидание назначил, всё нету. И вот поёт она. Жалобно. «Уж полночь близится…» А этот гад меня одной рукой обнял и пальцами подмышку лезет. Чтобы я засмеялась. А я сижу, не смеюсь. Опера же! Такое мучение! А он мне шепчет: «Хочешь, чтобы я перестал? Крикни на весь зал: «Да сволочь он! Вот и всё!» Скучно ему. Не любит он оперу. Вот и развлекается, меня мучает. Ну, а я терплю – что делать? Но теперь уже, наверное, не вытерплю. Я тут настолько щекотливая стала, что ужас. Придётся кричать, что велено. И тогда меня, конечно, выведут. Скажут: «Стыдно, девушка! А с виду такая интеллигентная!» А что я могу сделать, если с виду интеллигентная, а сама щекотливая как одиннадцатиклассница! «Бедная, глупая тётя Полина… – Думала Жасмин, подслушивая тихую беседу из другого конца кухни. – Ты побольше воды из-под крана пей. Вообще до первого класса докатишься.» Но вслух Жасмин ничего не сказала. Уста ей сомкнула роковая печать. После долгих, сердечных прощаний, прослезившаяся Полина запрыгнула в свой смешной красный «Опель-мин-херц» и была такова. Мать и дочь, обнявшись, смотрели ей вслед. Яков Лукич уехал раньше. Жене он сказал, что на работе в ближайшие дни будет загружен на всю катушку, и, вероятно, ему придётся задерживаться. Варвара отнеслась к этой новости с подобающим хорошей жене смирением, но отклонила предложение мужа заехать в Михалыч-Центр и вместе пообедать. Яков Лукич не стал настаивать.[/more]
Ответов - 39, стр:
1 2 All
trickster: - И эта лживая сучка учит наших детей! - Выкрикнул кто-то. - Сжечь её! Она не боится щекотки!!!47. Високосный год.Вольдемар сидел за партой и смотрел на Марфу Васильевну, упиваясь её восхитительной красотой. Он думал о ней все выходные. По-крайней мере, Вольдемар был уверен, что все выходные думал именно о ней. И ни о ком другом! Пылкие грёзы, посвящённые Алле Диновне и целому ряду других персонажей, в данный момент полностью исчезли из головы Вольдемара. Потом, после школы, эти коварные грёзы, быть может, ещё вернутся. Но сейчас Вольдемар влюблён только в неё – прелестную учительницу. Ему кажется, что он любил её всегда. И уж конечно – будет любить вечно. Надо признать, что в этом месте приступ внезапной забывчивости напал не только на юного Вольдемара, но и на самого автора. Он совершенно забыл, что уже описывал нам мисс Шерман, то есть, я извиняюсь, Марфу Васильевну в главе восьмой. И сейчас примется добросовестно описывать её по новой – так, будто она явилась на страницах нашей повести впервые. Это с ним уже не в первый раз! Страшная вещь – склероз. Но переводчик – птица подневольная. Делать нечего. Надо переводить. Марфа Васильевна действительно была прелестной женщиной. Тут и Автор, и Переводчик полностью солидарны с Вольдемаром. Есть девы в селеньях Флориды! То есть, в селеньях Перекатиполья. Есть там девы. Прекрасные собой. К тому же Марфа Васильевна была самой молодой учительницей в школе, что делало пропасть, отделявшую её от вожделений Вольдемара, не столь бескрайней и бездонной. Во всяком случае, так хотелось думать Вольдемару. В котощеевской школе Марфа Васильевна трудилась второй год. И первый год стал для неё настоящим адом. Её щекотали без конца – дети в классе, учителя в учительской, даже родители на родительских собраниях. И всё потому, что она была новенькой, молоденькой и хорошенькой. По крайней мере, так хотелось думать Марфе Васильевне. Вдобавок к прочим своим бедам, Марфа Васильевна была наделена нежнейшим, сладостным, чарующим голоском, ставшим для неё и даром, и проклятием. Даром – потому что именно он, вместе с ангельской внешностью, делал Марфу Васильевну столь пленительным существом – магнитом, притягивающим к себе все взоры. И проклятием – потому что взоры эти почти всегда принадлежали хищникам. К тому же этот нежный голос никто и никогда не воспринимал всерьёз. Молодые учителя, горя желанием познакомиться с ней поближе, вернейший путь к сердцу Марфы Васильевны видели во внезапных щекотливых атаках на любые участки её тела, оказавшиеся в зоне их досягаемости. Хуже всех оказался физрук. Как-то раз, когда тщательно следившая за фигуркой Марфа Васильевна спросила его, нет ли в Котощеевке какого-нибудь фитнесс-центра, учитель предложил заглянуть после уроков к нему в спортзал. - Вам понравится! А денег не возьму – не беспокойтесь. После уроков Марфа Васильевна, переодетая в спортивный костюмчик, была в спортзале. Физрук, как радушный хозяин, принялся демонстрировать свой инвентарь, а заодно предложил опробовать некий тренажёр – «только вот присланный с району, новёхонький совсем». Не успела Марфа Васильевна занять место на тренажёре, как коварный физрук стал привязывать её к этому устройству скакалками, приговаривая, что это для её же безопасности. И когда наивная девушка была уже совершенно беспомощна, чудовище стащило с неё обувь и принялось бегать пальцами по страшно щекотливым ступням. Как только она не упрашивала его прекратить это истязание! Но негодяй ещё только начал. Потом он щекотал её подмышками, щекотал ей бока, и живот, и бёдра – да где только не щекотал! И везде было щекотно! Марфа Васильевна ещё никогда так не хохотала! Это был какой-то ужас! Она была почти уверена, что её ещё и изнасилуют, но как-то обошлось. После почти получасовой пытки физрук утратил к ней интерес, развязал и позволил бежать. Она даже про кроссовки свои не вспомнила – так и бежала босиком по пустой школе. На другой день Марфа Васильевна пожаловалась на подлого физрука директрисе Алисе Патрикеевне и сказала, что напишет заявление в районо. Это была роковая ошибка. Директриса, чрезвычайно озабоченная инцидентом, отправилась вместе с Марфой Васильевной в спортзал и потребовала, чтобы физрук, в порядке следственного эксперимента, немедленно повторил перед ней всё, что вытворял над Марфой Васильевной днём раньше. - Да-да-да! Все ваши гнусности! И не вздумайте что-нибудь пропустить! Марфа Васильевна ушам своим не поверила. Не успела она опомниться, как снова оказалась привязана к проклятому тренажёру и всё началось заново! Алиса Патрикеевна расхаживала перед ними и приговаривала: - Ай-ай-ай-ай-ай… Бедная девушка! Верещит так, что ушам больно! Иван Пантелеич, и вам не стыдно?! - Чего? А! Стыдно… Как иначе-то! Я же не то, чтобы совсем бессовестный. Просто удержаться не могу. Вы уж простите старика, Алис Патрикеевна! - Ох, Иван Пантелеич! Ох, Иван Пантелеич! Да сколько уже можно вас прощать?! - Ну, Алис Патрикеевна… Ну, последний разок… Простите! - Да вы не у меня – вы у Марфы Васильевны прощения просите! Замучили девушку так, что у неё слёзы текут! - Да это у неё от смеха, Алис Патрикеевна! Это не то, что вы подумали. Молодая же девчонка, смешливая! Вот и покатывается. Я-то её легонечко щекочу… Вот самыми кончиками пальцев касаюсь! - Да? И в самом деле… Знаете, Иван Пантелеич… – Задумчиво произнесла Алиса Патрикеевна, прогуливаясь перед визжащей, хохочущей, извивающейся в скакалках Марфой Васильевной, которую пытал щекоткой страшно довольный таким подарком судьбы Иван Пантелеич. – Вам удалось заронить во мне зёрнышко сомнений. Может быть, вы и не так виноваты, как я подумала. Может быть, это Марфа Васильевна у нас краски почём зря сгущает? Марфа Васильевна? Что же у вас всё «хи-хи», да «ха-ха»?! За глаза-то, в кабинете у директора, легко напраслину на людей возводить! А вы в глаза человеку скажите, что он изверг и аморальный тип! Что? Не можете? А ну-ка, Иван Пантелеич, повторите-ка всё это заново. А я по-внимательнее присмотрюсь к вашим действиям – настолько ли они аморальны, как кое-кто бессовестно утверждает! - Повторить? Это можно. Это мы со всем удовольствием. Да и Марфе Васильевне радость – вон, как заливается! – Иван Пантелеич пересел к ногам своей жертвы и со всем усердием принялся их щекотать. Марфа Васильевна взвилась так, словно собиралась взлететь с тренажёра, но ненавистные скакалки держали крепко. - А знаете что, Иван Пантелеич? – Продолжила Алиса Патрикеевна. – Что это, собственно, я буду смотреть? Давайте-ка мы с вами в четыре руки, как в прежние времена! Забыли, наверное, наши давние посиделки на веранде у Изольды Яковлевны? - О-хо-хо! Да как же такое забудешь?! – В восторге воскликнул Иван Пантелеич. – Что за дивные посиделки были на веранде у Изольды Яковлевны! А сама-то Изольда Яковлевна была какова! Ох, до чего голосистая барышня! Жаль, переехала от нас в неизвестном направлении… А бывало вспомнишь – прямо голова кружится. И пальцы сами собой извиваться начинают… - Ох, не травите душу, Иван Пантелеич… Такого педагога, как Изольда Яковлевна, в нашем коллективе уж не будет… Ну, так что? Не станете возражать, если я присоединюсь к вашему пиршеству? - Что вы, Алиса Патрикеевна?! Да разве ж я когда в чём-нибудь вам возражал? Ваше участие в наших с Марфой Васильевной физкультурных мероприятиях только придадут всему особый колорит! – К ужасу Марфы Васильевны, порочная директриса встала на колени у неё за спиной. Девушка затрепетала, ощутив у себя на боках её длинные, ухоженные пальцы. - Как вы думаете, Иван Пантелеич, – обратилась к физруку Алиса Патрикеевна, – будет ли уместным, если я запущу ладони под маечку нашей Марфы Васильевны? Не сочтёт ли она этот дружеский жест непристойным? - Ну, что вы, Алиса Патрикеевна? Разве ж можно так превратно истолковать ваши благородные намерения? Я уверен, что Марфа Васильевна отнесётся к такому обороту с полным пониманием ситуации. Правда же, Марфа Васильевна? Марфа Васильевна в ответ разразилась новой вспышкой беспомощного смеха. - Вот и я так думаю. – Сообщила директриса. Её руки решительно проникли под майку молодой учительницы и сладострастно заскользили по голой коже. Марфа Васильевна завизжала и забилась пуще прежнего. – Немного дружеской щекотки ещё никому не повредило. – Продолжила директриса. – Особенно в нашем замечательном городке! Разве можно увидеть в этом невинном веселье что-то неприличное? – Словно в подтверждение слов Алисы Патрикеевны, её пальцы забрались в лифчик Марфы Васильевны и принялись играть чувствительными сосками. Одновременная щекотка ног и груди была невыносима. Марфа Васильевна задыхалась от смеха. - Да нет! Никак не можно! – Подтвердил Иван Пантелеич, продолжая щекотать подошвы девушки. Это был самый ужасный день в недолгой профессиональной карьере Марфы Васильевны. Бессовестная директриса разошлась не на шутку. Наигравшись грудями, она стала тискать бёдра – изнутри, постепенно приближаясь к самым заветным марфы-васильевным местам, в то время как её язык жадно вылизывал шею девушки. Иван Пантелеич трудолюбиво и методично шарил пальцами по извивающимся перед ним ступням… Марфа Васильевна на секунду зажмурилась, прогоняя ужасное воспоминание. Впрочем, другие воспоминания о годе, проведённом в Котощеевке, были немногим лучше. Молодые учительницы, глубоко оскорблённые вниманием, которое уделяла новенькой мужская часть педагогического коллектива, не упускали ни одного случая зажать конкурентку где-нибудь в углу и посчитаться за перенесённые моральные страдания, щипая её за бока и щекоча подмышками. Однажды, когда Марфа Васильевна задержалась после уроков в учительской, её застигли две самые ревнивые и вредные дамы из числа её новых коллег. По их глазам Марфа Васильевна сразу поняла, что её будут мучить. Она сидела на стуле, не зная что делать. Одна из женщин схватила её за руки и сложила их за головой, другая присела ей на колени и с мерзкой ухмылкой заиграла пальцами у Марфы Васильевны подмышками. - И что только все нашли в этой бледной поганке? – Обратилась она к подруге, удерживающей руки извивающейся Марфы Васильевны. – Может быть, мальчикам кажется, что она щекотки боится больше, чем мы? Она так визжит, когда её кто-то трогает… Только мне почему-то кажется, что она притворяется. Цену себе набивает. Совсем ей не щекотно! - Щекотно! – Пискнула Марфа Васильевна. Это была правда! Но мерзкие стервы, конечно, не поверили. - Притворяется – ясное дело. – Заявила другая. – И сиськи у неё искусственные. - Ты думаешь?! – Мучительница, сидевшая на коленях Марфы Васильевны, тут же принялась ощупывать её грудь. – Чёрт его знает… Ничего не поймёшь. Она в лифчике… Вот шлюха! – Ущипнув Марфу Васильевну за грудь, руки женщины вернулись к её подмышкам. - Надо её раздеть и как следует изучить. – Предложила вторая. – И в плане щекотливости заодно. - Точно! – Воскликнула первая. – Раздеть, изучить, а потом связать и оставить в кабинете Алисы Патрикеевны. То-то старушка обрадуется! Вторая мучительница прыснула, а Марфу Васильевну от этой перспективы охватил такой ужас, что закружилась голова! Всё поплыло у неё перед глазами, тело обмякло и если бы её не держали, девушка сползла бы со стула. Она пришла в себя, когда ей в лицо плеснули водой из стакана. - Да, ладно… – Сказала одна из женщин. – Притворяется опять, ясное дело. Хитрая, как я не знаю кто! Она, если бы могла, саму бы себя связала и в кабинете директрисы оставила. Карьеристка противная! Смотреть на неё не могу! Пойдём отсюда! К счастью, эти угрозы так и остались угрозами, хотя Марфа Васильевна с тех пор старалась не оставаться наедине со своими ненавистницами. А то, не ровён час, действительно окажешься на ковре у директрисы… Голой и связанной. Но больше всего поражало и угнетало Марфу Васильевну, что даже дети, казалось, не видели в ней ничего, кроме аппетитного объекта для щекотки. Любые попытки молодой учительницы добиться хоть какого-то послушания разбивались о её беспомощность перед любыми щекотливыми прикосновениями. Не проходило дня, чтобы её не укололи пальцами под рёбрышки на перемене, когда она протискивалась через толпу детей со стопкой тетрадей в руках. Тетради при этом разлетались в разные стороны, и пока Марфа Васильевна их собирала, ей приходилось перенести ещё несколько щекотливых атак, после которых приходилось начинать всё сначала. Или кто-нибудь во время урока проползал под партами, забирался к ней под стол и внезапно щекотал её голые ноги (Марфа Васильевна часто сбрасывала туфли, садясь за стол, и никак не могла избавиться от этой опасной привычки). Каждый вызванный к доске только и ждал, когда Марфа Васильевна поднимет руку с указкой, чтобы вероломно пощекотать её подмышкой. Если Марфа Васильевна, разувшись и встав на стул, тянулась к лежащим на верхней полке шкафа пособиям, кто-нибудь обязательно щекотал её под пятками – чаще всего это заканчивалось падением учительницы со стула и водопадом методичек, обрушивающимся на неё сверху – к бурному веселью всего класса. Как в таких условиях добиться какого-то авторитета?! И даже ночью Марфа Васильевна не знала покоя. Мучители преследовали её и во сне. Марфе Васильевне снилось, как она проводит родительское собрание. Марфа Васильевна при этом была голой, но почему-то в лифчике. Она была распята на школьной доске, которая во сне была расположена горизонтально - как большой стол. Родители по очереди подходили к ней и щекотали перьями, которые росли у них прямо из пальцев - вместо ногтей. Марфа Васильевна смеялась как сумасшедшая, умоляя их не мучить её больше, но родители - все как один - говорили: - Притворяется... Точно. Притворяется! - И отходили назад, уступая место следующему. - И эта лживая сучка учит наших детей! - Выкрикнул кто-то. - Сжечь её! Она не боится щекотки!!! В этом месте Марфа Васильевна проснулась, задыхаясь от запаха мела и заливаясь слезами. В другой раз ей приснилось, что другие учительницы привели в исполнение свою страшную угрозу - она лежит на ковре, в кабинете Алисы Патрикеевны - голая, связанная по рукам и ногам. Ей очень страшно. В коридоре слышится стук каблуков директрисы... Ключ поворачивается в замочной скважине... Дверь приоткрывается - но лишь на несколько сантиметров - Алису Патрикеевну что-то отвлекло. Это Иван Пантелеич. Стоя перед дверью в кабинет, они увлечённо вспоминают былое. Свою таинственную Изольду Яковлевну, которая попыталась сбежать из Котощеевки. Они говорят, что её поймали, привезли обратно и четвертовали на главной площади. - Ах! Ну, почему они не позволили нам защекотать её до смерти! Это было бы незабываемое удовольствие! - Восклицает Алиса Патрикеевна, распахивая дверь. Марфа Васильевна с криком просыпается. Но самый ужасный кошмар был связан с детьми. Он повторялся раз за разом, различаясь лишь в деталях. Ей снилось, как во время урока дети встают с мест и медленно идут к ней. Они тянутся к ней руками с шевелящимися пальцами, на их лицах застыли жуткие, садистские ухмылки. Она велит им сесть на место, кричит на них – но всё бесполезно, только улыбки становятся ещё страшнее. Они всё ближе, её окружают со всех сторон, а она, как обычно в кошмарах, не может даже бежать, словно её ноги вросли в пол. А потом они бросаются на неё – все разом. В этот момент Марфа Васильевна всегда просыпалась, вся в поту. Молодая учительница старалась не унывать. Она верила, что у неё всё ещё получится. Вначале всегда бывает трудно – уговаривала себя она. Просто нужно потерпеть и всё наладится. «Такой тяжёлый год! – Вслед за героями одного писателя прошлого века рассуждала она. – А всё потому, что високосный! Следующий обязательно будет счастливым!»
trickster: Нет таких условий, к которым человек не мог бы привыкнуть, в особенности если он видит, что все окружающие его живут так же. Лев Толстой, "Анна Каренина". 48. Жизнь удалась.- Вольдемар? – Сказала Марфа Васильевна. – Выйди к доске и разбери это предложение… Мальчик был в восторге. Стоя у доски, он не сводил глаз с хорошенькой учительницы – лёгкое платье в цветах, туфельки, позволяющие без помех любоваться аккуратными пальчиками… В тот день она распустила волосы, обойдясь без ленточки, обычно собиравшей их в хвост на затылке. Золотые локоны нежно касались её обнажённых плеч. Ребёнок смотрел на любимую учительницу и видел одни подмышки. Она писала на доске, а он пожирал взглядом нежные складочки под её рукой и мечтал только о том, чтобы цитата из классика, которую ему предстояло разбирать, оказалась подлиннее. «Нет таких условий, – выводила на доске Марфа Васильевна, – к которым человек…» Всё было как в замедленной съёмке. Взгляд мальчика скользил по её руке – длинным пальцам, сжимающим мел, тонкому запястью... «…не мог бы привыкнуть, в особенности если он видит, что все окружающие…» Взгляд пробежал по всей длине прекрасной руки и снова вонзился подмышку. Он больше не мог ждать. Это был шанс – первый и, может быть, последний. Он действовал не раздумывая, не дав себе времени испугаться собственной смелости. Его указательный палец коснулся подмышки учительницы и дразнящим движением нарисовал там быстрый кружочек. - Ай-ай-ай! Хи-хи-хи! – Прощебетала Марфа Васильевна своим восхитительным голоском. Её рука быстро опустилась и прижалась к телу. – Вольдемар! Прекрати сейчас же! Класс взорвался смехом. Кто-то свистнул. Другой мальчик стал щекотать рёбрышки сидящей впереди девочки, чей визг придал бедламу ещё большую силу. Марфа Васильевна вертелась из стороны в сторону, не зная откуда начать подавление внезапного бунта. Вольдемар скромно стоял у доски. Марфа Васильевна стояла спиной к нему и только растерянно повторяла: - Успокойтесь! Пожалуйста, перестаньте! Её никто не слушал. Затея Вольдемара удалась на славу. Теперь, когда инициатива была захвачена, не воспользоваться растерянностью учительницы для развития успеха было бы непростительным малодушием. Вольдемара ещё грызли сомнения, когда Марфа Васильевна, верная своей привычке размахивать руками, подняла их над головой и раздельно, по слогам, продекламировала: - ТИ-ШИ-НА! Должно быть, она прочитала о таком методе наведения порядка в классе в какой-нибудь методичке. Педагогический приём имел довольно неожиданный для Марфы Васильевны эффект. Вольдемар, по-прежнему стоявший у неё за спиной, воспринял жест учительницы, так соблазнительно распахнувшей перед ним подмышки, как прямое указание высших сил, разрешивших таким образом его сомнения. Он сделал шаг вперёд и запустил обе руки подмышки бедной женщины. Марфа Васильевна взвизгнула от неожиданности и быстро прижала руки к бокам. Поздно. Пальцы мальчика остались у неё подмышками и уж, конечно, пользовались этой ситуацией на всю катушку. - Не надо! – Верещала учительница, выгибая спину. – Перестань или я отправлю тебя к директору! Но Вольдемар слишком далеко зашёл, чтобы остановливаться. Директрисы и вызова родителей ему теперь в любом случае не миновать. Так пусть хоть будет за что! Его руки переместились ниже и стали яростно щекотать нежные рёбрышки. - Хватит!!! – Визжала Марфа Васильевна, вертясь и изиваясь в попытках избавиться от щекочущих её пальцев, но Вольдемар был ловок как обезьяна и неотступен как стая гиен, преследующих по саваннам истекающую кровью антилопу гну. Марфа Васильевна бросила взгляд на беснующийся класс и глаза её округлись от ужаса. Она словно угодила в худший из своих кошмаров. Один за другим дети вставали с мест и бросались на помощь Вольдемару, ведущему неравный бой с щекотливой учительницей. Всё было как в её кошмарах, только во сне дети приближались медленно, как сомнамбулы, а на яву - неслись к ней как стая бешенных псов, опрокидывая парты и стулья. Вскоре весь класс столпился вокруг Марфы Васильевны. И мальчики, и девочки тянули руки к симпатичной учительнице, норовя забраться пальцами куда-нибудь, где пощекотливей. Она вертелась, стараясь ненароком не искалечивать кого-нибудь, и умоляла их вернуться на места, но в ответ видела только хищные ухмылки, хохочующие лица и десятки извивающихся пальцев, стремящихся к её чувствительным местам. Сначала дети больше толкались и мешали друг другу, но, к несчастью для Марфы Васильевны, среди них оказались умелые организаторы. Вольдемар и ещё один мальчик поймали её запястья и выкрутили руки за спину, открывая доступ к бокам, подмышкам и животу. Словно пчёлы, атакующие посягнувшего на улей злоумышленника, множество пальцев со всех сторон впились в щекотливое тело молодой женщины. - Нееееееет!!! Хи-хи-хи-хи-хи!!! Стойте! Стойте! Стоооойте!!! Хи-хи-хи-хи-хи!!! Ааах-ха ха-ха-ха-ха-ха!!! Нет… Нет!!! – Верещала Марфа Васильевна, слабея от смеха. Дети висли на ней, и скоро она оказалась на полу, облепленная маленькими мучителями. Дети сидели на её руках - теперь закинутых за голову, на бёдрах и лодыжках, лишая Марфу Васильевну малейших возможностей сопротивляться. С её ног стащили туфли и пальцы нескольких рук щекотали нежные подошвы. Она визжала и хохотала как полоумная. Другие пальцы елозили по чувствительным рёбрам, и щекотали животик через тонкую ткань. Её платье задралось, обнажая колени и бёдра. Руки нескольких детей бегали пальцами по открывшимся нежным поверхностям. Её щекотали под подбородком и по всей шее, её руки щекотали от ладошек до подмышек. Новый учебный год молодого педагога начинался на высокой ноте. Марфа Васильевна кричала, визжала и смеялась так громко (и так долго), что учителя из соседних классов, наконец, сочли необходимым вмешаться. Некоторое время они стояли на входе в класс и смотрели, как Марфа Васильевна корчится и вертится, лёжа на спине, с руками за головой, усаженная детьми, роющимися в ней словно в песочнице. - Ну, хорошо, хорошо. Побаловались и будет. Отпустите Марфу Васильевну. На сегодня с неё достаточно. – Сказал кто-то из учителей, приближаясь к куче-мале. Он попытался оттащить кого-то из детей от хохочущей учительницы. Озверевшее чадо при этом исступленно вопило и тянуло маленькие ручки к ускользающей жертве. Как только ребёнка отпустили, он проскользнул между учителей и снова бросился в гущу событий. Некоторое время педагогический коллектив ничего не мог поделать. Марфа Васильевна билась и визжала, а оттаскиваемые от неё дети тут же устремлялись обратно к своей трепещущей добыче. Так продолжалось, пока кто-то из учительниц не догадался обернуть против обезумевших детей их собственное оружие. Щекотка быстро приводила в себя разбушевавшихся малолетних извергов, заставляя оставить хищные намерения и искать спасения в бегстве. Наконец, порядок был восстановлен. Пребывающую в истерике Марфу Васильевну увели в учительскую – отпаивать чаем. А ты что подумал, читатель? Надеялся, что её и там ещё пощекочут?!!! Ты слишком уж плохого мнения о котощеевских педагогах. А также об Авторе и Переводчике. Да, мы - исчадья ада. Но всему есть предел. Впрочем, от чая толку было мало. К счастью, Алиса Патрикеевна нашла у себя в столе почти не начатую бутылку армянского коньяка и бедная, измученная Марфа Васильевна быстро пошла на поправку. Дети были рассажены по местам и вели себя должным образом, под надзором вызванного из спортзала Ивана Пантелеича и двух молодых учительниц, опасливо поглядывающих на юных бунтарей. Вольдемар улыбался от счастья. Он щекотал Марфу Васильевну! Он до сих пор ощущал на кончиках пальцев трепет её нежного, упругого тела… Жизнь пролетела не напрасно. 49. Свои люди.К тому времени, когда, закончив с посудой, Варвара вытирала руки, она осталась одна. Ах, это дневное одиночество домохозяйки… В дверь постучали. По пути в прихожую она мимоходом глянула в зеркало и поправила волосы. За дверью стоял мистер Кулебяка. Широко улыбаясь, толстячок протягивал ей букет ромашек. Варвара становилась своим человеком в Котощеевке. 50. Тысяча Котощеевок.Федя, Вовчик и остальные птеротиклеры попыхивали сигаретками и похлёстывали пивко. - Так, это… Какого хрена слетелись? Чё ждём? – Спросил один парнишка. - Тише курлыкай, голубь. – Сказал Вовчик. – Главный здесь. Тем временем вождь, до этого молча сидевший в тени, выступил на свет и оглядел своё пернатое воинство. Птеротиклеры собрались вокруг, с благоговением глядя на предводителя. Характер вождя был крут, а авторитет непререкаем. - Так-так-так… – Начал он, потирая руки с длинными, подвижными пальцами. – Очень, очень хорошо… Стайка, наконец-то, в сборе… Самое время приступить к исполнению моего гениального плана. Каждый из вас получит по пробирке нашего нового препарата… Мы как раз провели последние испытания… Превосходный эффект! Превосходный! Клаус Архипыч, раздайте контейнеры нашим юным друзьям… Выступившая из тени другая фигура, пониже ростом, стала раздавать птеротиклерам коробочки, где, обложенные ватой, покоились пробирки с препаратом. - Каждый отправится в определённый населённый пункт… Ваша задача – проникнуть на пункты водозабора и э-э-э… оздоровить водопроводную воду содержимым наших пробирок… Оплодотворить, так сказать… У моего ассистента получите пакеты с подробными инструкциями. Там будет всё, что нужно – населённый пункт, расположение объекта, как незаметно проникнуть, где подливать… Итак, вперёд! Несите прогресс селу и городу! Вы – наш передовой отряд. Глашатаи Нового Мира! Следом пойдёт тяжёлое оружие… Машины щекотки уже в продаже! Повсюду создаются культурно-досуговые центры, оснащённые новейшими разработками… Сначала губерния, а там и весь мир – по-крайней мере, женская его половина – будет корчиться от смеха в наших руках! - И когда же настанет это время?! – Послышался голос из толпы. - Скоро! – Убеждённо воскликнул профессор. – Верьте, пернатые! Все наши действия – боевой клич в борьбе против ненавистных нещекотливых белков! Призыв к объединению всех нормальных людей против главного врага человечества – извращённого безразличия к щекотке! И чтобы покончить с ним, мы должны создать десять, сто, тысячу Котощеевок! Мы с вами – лишь передовой отряд. Наша цель – разведка боем. Но силы наши будут расти с каждым посёлком, с каждым городом, где воцарятся правильные порядки! Победа близка! Я уже вижу… Вижу контуры нового мира в тумане грядущего! И слышу… Да, слышу! Гремящий как трубы Иерихона… Смех миллиардов! Конец книги первой.
Коракс: trickster Тебя можно поздравить с завершением сего объемистого труда?)
trickster: Можно. Спасибо!
Коракс: Поздравляю!!! Не каждому такое под силу) И в плане стиля, и в плане объема)
Ickis: Ну вот, дочитал все до конца. Общее впечатление – бред сивой кобылы, причем бред тяжелый, местами блевотный, после которого хочется навсегда забить на тему и тихонько уйти в фут-фетишисты. Длинная как собачья песня, многосерийка целиком умещается в спичечном коробке, настолько там ничего не происходит. Картонно-плоские марионетки сталкиваются вроде биллиардных шаров, чтобы разлететься предначертанными углами, и кулебячная характерность их – просто рябь на мелкой луже. Стократно повторенное на все лады, тематическое описание замыливается и перестает быть тематическим. Табуны безликих статистов сливаются в фон с бесконечно гладкой кожей подмышек, уходя в слепое пятно вместе со смыслом происходящего. Требуется усилие, чтобы одолеть всю вещь целиком – нескончаемый текст вязнет и не дает себя прочесть. Килограммы навешанных рюшечек ломают по-своему логически стройный хребет первоисточника. Повествование безнадежно загублено попыткой перекроить жанр – намазав тематический секс на бурлеск собственной выделки, получилась селедка с повидлом. Порно не снимают с клоунским носом, и на это есть свои причины, отменять которые не следует. Режет слух перефраз и отсылки к Писанию. В оригинале этого нет, и хоть за это ему спасибо, хотя оттуда берут начало другие глубоко неуместные вещи. С невинностью трехлетнего карапуза, снимающего штаны перед гостями, автор выставляет инцестуозные проделки брата с сестрой и сына с матерью, совершенно потеряв берега в свободе творчества. Тематическое изнасилование случайных жертв может и кажется привлекательным издали, но вблизи выглядит просто отвратительно. Добросовестно расписанная сбыча мечт добилась обратного результата – позволив тематическому желанию заполонить всю ткань жизни, оно в полный рост выставлено в таком голом непотребстве, что вместо рая для тематика получилось нечто, достойное ядерной бомбардировки. Муторный городок не выдерживает столкновения с реальностью и рушится на солнечном свете. Возможно, было бы лучше наоборот строжайше запретить там тематические отношения – к персонажам вернулась бы большая часть объема и реалистичности. Заморский Киттелтаун кстати в этом смысле более рельефный, с тенями и переходами, в отличие от голой как коленка Котощеевки местного разлива. Ну а пока пожалуй единственный светлый лучик – сценка где девчонка сама просит себя связать. Чем городить полсотни глав, лучше бы обыграть один сюжет, где была бы видна рука автора, который сам писал более чем достойные вещи.
Wilka: Это даже не щелбан по носу, это мощнейший поджопник! Не дай бог!...
Ickis: Большому кораблю - большую торпеду. Ничего, Трикстер умеет держать удар.
Wilka: Ну, поджопник, в основном, Котощеевке и блевотной реальности в ней...
Ickis: Не ревнуй, тебя вот тоже читают.
Wilka: Не-не, у меня сил не хватит, такую грандиозно-объёмистую веСЧЬ написать!))) А тем более, прочитать...
Alchemist: А вот не поведусь я на стадный инстинкт) Дорогой Ickis , какая строгость, какая.. духовность. И чистоплюйство. Под всеми твоими словами подписался бы, кабы не некий оттеночек паленого ханжества. Ей-Богу, описанные события имеют место и в реальной жизни. Насилие, бездумные поступки, стадность. Почему автор и достоуважаемый переводчик не могут их взять на вооружение? Рассказ скорее экспериментальный. Автор пробовал себя во всяких позициях, ставил разные сценки и смотрел, что получится. А получились лучше всего у него, на мой взгляд, близняшки.. В рассказе множество привычных уже нам приемов, есть и малореальные события, которые, правда, вполне можно допустить в молодом, растущем городе: социальная подвижность и ментальная гибкость в таком объекте повышены. Что режет глаз тебе, цитаты из Писания? Так это стержневая фишка trickster а, чего ж ты раньше молчал?) И еще, мне очень нравится, когда Ickis все-таки берет и выдает нам свои сокровенные мысли. Думаю, это нравится и многим другим) Свежо!
Alchemist: Что еще следует принимать во внимание при критической оценке: основным действующим элементом Котощеевки является искусственное, химическое воздействие на организм человеков. Известно, что личность при этом может перекашиваться и даже упраздниться напрочь. Так почему бы не случиться вышеописанным событиям при том?
Ickis: Если в рассказе на далекой планете космонавты нашли остатки инопланетной цивилизации, то им можно сопереживать, прочувствовать действие вместе с персонажами. Это возможно при сохранении известных рамок реальности. Но если у автора пингвины летают, а коровы чирикают, то простите, все сопереживание мимо.
Wilka: "Рыбы по суху гуляют, жабы по небу летают..."
Alchemist: Да. Наверное, я проглядывал явные косяки, мне просто было интересно читать, что там автор и переводчик нафантазировали)
Ickis: оттеночек паленого ханжества Ты говоришь это человеку, который сам снимал клипы, ходит на тематические тусовки и пишет тематическую порнуху? Ну-ну. чего ж ты раньше молчал? Положим, не молчал. Даже вырезал кое-что из аудио-озвучки. Но мы же не обо мне говорим, а о Котощеевке. Вот скажи мне, юнный друг, где окажется сын-подросток после тематических забав со своей мамой? Реальность говорит, что в дурке, или среди спившихся лузеров. Ты бы познакомился с клиническими разборами, ну хотя бы на тему "психологический инцест". Это как раз один из тех моментов, когда в эротическом рассказе начинают летать коровы, круша саму возможность сопереживания персонажам.
trickster: Ickis пишет: Повествование безнадежно загублено попыткой перекроить жанр – намазав тематический секс на бурлеск собственной выделки, получилась селедка с повидлом. Порно не снимают с клоунским носом, и на это есть свои причины, отменять которые не следует. Икис предлагал отправить мне свою оценку "Котощеевки" в личку. Я попросил выложить её в теме, для всех, по окончании публикации. И не ошибся! Если бы эта умная, острая и беспощадная рецензия канула в личной переписке, публикация "Котощеевки" была бы неполна. Вот такой и должна быть критика! Позже попробую ответить по существу. Это будет непросто, рецензент бьёт по самым уязвимым местам. Тем интереснее!
adm-shekotun: Блин. Я прочитал только последние три главы (раздела). Что, теперь все читать??? Меня живо интересуют чирикающие коровы. Хотя, вот инцест-тиклинг всегда был противен.
Alchemist: Ickis пишет: Ну-ну. - дык, что же теперь-то? Ихним же салом им по сусалам? Вот, и в разговоре кое-что интересное проглядывает. Если говорить чисто про то, как сын щекочет маму, оторвавшись от котощеевской водички, ничего в этом скверного я не увижу. Он так делает потому, что это прикольно. И все! Может, как раз опыт написания тематической порнухи искажает восприятие щекотки, как таковой? Ну, не всюду, где щекочут, жертву вожделеют, правда. Ickis пишет: Ты бы познакомился с клиническими разборами, ну хотя бы на тему "психологический инцест". - лучше автокатастрофы посмотрю, оно мне ближе.
полная версия страницы