Форум » Мэйнстрим » Братья Карамазовы » Ответить

Братья Карамазовы

Flake: А Фёдор Палыч тот ещё шалун был :-) "Непременно-то я своею же любезностью себе наврежу! Раз, много лет уже тому назад, говорю одному влиятельному даже лицу: "Ваша супруга щекотливая женщина-с", - в смысле то-есть чести, так сказать, нравственных качеств, а он мне вдруг на то: "А вы ее щекотали?" Не удержался, вдруг, дай, думаю, полюбезничаю: "да, говорю, щекотал-с", ну тут он меня и пощекотал... Только давно уж это произошло, так что уж не стыдно и рассказать; вечно-то я так себе наврежу!" Также в романе неоднократно упоминается тема фут-фетиша: "Певец женских ножек, Пушкин, ножки в стихах воспевал; другие не воспевают, а смотреть на ножки не могут без судорог. Но ведь не одни ножки..." "У Грушеньки, шельмы, есть такой один изгиб тела, он и на ножке у ней отразился, даже в пальчике-мизинчике на левой ножке отозвался. Видел и целовал, но и только - клянусь!" И снова Фёдор Палыч: "Постой... слушай, Алешка, я твою мать покойницу всегда удивлял, только в другом выходило роде. Никогда бывало ее не ласкаю, а вдруг, как минутка-то наступит, - вдруг пред нею так весь и рассыплюсь, на коленях ползаю, ножки целую и доведу ее всегда, всегда, - помню это как вот сейчас, - до этакого маленького такого смешка, рассыпчатого, звонкого, не громкого, нервного, особенного."

Ответов - 11

tic: прикольно

Ickis: Если уж из классики, то тогда предлагаю кандидатуру Гоголя: ... имеет необыкновенный дар говорить чрезвычайно приятно. Господи, как он говорит! Это ощущение можно сравнить только с тем, когда у вас ищут в голове или потихоньку проводят пальцем по вашей пятке. Николай свет Васильевич походу был в теме? Ну и еще заманчивое предложение, он же: "Ну, вот тебе постель готова", сказала хозяйка. "Прощай, батюшка, желаю покойной ночи. Да не нужно ли еще чего? Может, ты привык, отец мой, чтобы кто-нибудь почесал на ночь пятки? Покойник мой без этого никак не засыпал".

Таира: Нашла тематическую сцену у С.Есенина в повести "Яр". :) Анна любовалась на его вихрастые кудри, и она чувствовала, как мягко бы щекотали его пуховитые усы губы. Парень тоже засматривал ей в глаза и, улыбаясь, стряхивал пепел. - Ну, давай, Степан, еще хрестец обмолотим, - говорила она и, закинув за подмышки зарукавник, развязывала снопы. Незаметно они сблизились. Садились рядышком и говорили, сколько можно вымолотить из копны. Степан иногда хватал ее за груди и, щекоча, валил на солому. Она не отпихивала его. Ей было приятно, как загрубелые и скользкие от цепа руки твердо катились по ее телу.


Ickis: Продолжаем обзор русской классики. Толсотой, "Детство": -- Auf, Kinder, auf!.. s'ist Zeit. Die Mutter ust schon im Saal [Вставать, дети, вставать!.. пора. Мама уже в зале], -- крикнул он добрым немецким голосом, потом подошел ко мне, сел у ног и достал из кармана табакерку. Я притворился, будто сплю. Карл Иваныч сначала понюхал, утер нос, щелкнул пальцами и тогда только принялся за меня. Он, посмеиваясь, начал щекотать мои пятки. -- Nun, nun, Faulenzer! [Ну, ну, ленивец!] -- говорил он. Как я ни боялся щекотки, я не вскочил с постели и не отвечал ему, а только глубже запрятал голову под подушки, изо всех сил брыкал ногами и употреблял все старания удержаться от смеха. "Какой он добрый и как нас любит, а я мог так дурно о нем подумать!" Мне было досадно и на самого себя и на Карла Иваныча, хотелось смеяться и хотелось плакать: нервы были расстроены. -- Ach, lassen sie [Ах, оставьте], Карл Иваныч! -- закричал я со слезами на глазах, высовывая голову из-под подушек. Карл Иваныч удивился, оставил в покое мои подошвы и с беспокойством стал спрашивать меня: о чем я? не видел ли я чего дурного во сне?.. В общем, не в теме был Лев Николаевич, а вот Гоголю (см. выше) наверное бы понравилось.

Ickis: Теперь Япония, Абэ Кобо: - Иногда, после того как мужа не стало, я только жду и вижу сны наяву... странные сны, будто я гонюсь за ним... будто неожиданно он появляется сзади и начинает щекотать меня... И хотя я понимаю, что это сон, смеюсь, смеюсь от щекотки, и на душе у меня становится как-то странно... необычные сны... И далее, там же: - Залила кофе. Позавчера, кажется. Совершенно верно, в день похорон брата... да, точно, вскоре после того, как вы заезжали ко мне... пятна от кофе очень плохо отходят... поэтому я отдала в чистку... разговаривала с кем-то, и он сказал, что очень бы хотел выпить кофе... пока я наливала, все было хорошо, а когда понесла, сзади кто-то пощекотал меня... - Кто же вас пощекотал? Вы опять размечтались о муже? - Да, судя по тому, где пощекотали, видимо, так.

Ickis: Но настоящий, реально замаскировавшийся тематический писатель - это Астрид Линдгрен. Не знаю даже, как всунуть сюда все отрывки - тема у нее почти в каждой книжке: "Малыш и Карлсон" Карлсон взял в руки шланг и двинулся на Малыша. -- Ах эти женщины! -- воскликнул он. -- Часами убирают комнату, а такого грязнулю обработать забывают! Давай начнем с ушей. Никогда прежде Малыша не обрабатывали пылесосом, и это оказалось так щекотно, что Малыш стонал от смеха. А Карлсон трудился усердно и методично -- начал с ушей и волос Малыша, потом принялся за шею и подмышки, прошелся по спине и животу и напоследок занялся ногами. -- Вот именно это и называется "генеральная уборка", -- заявил Карлсон. -- Ой, до чего щекотно! -- визжал Малыш. Ворча, фрекен Бок начала подметать другой конец комнаты. -- Сиди себя на кровати сколько влезет, пока я не дойду до нее, но потом тебе придется убраться отсюда и изолировать себя где-нибудь еще, упрямый мальчишка! Малыш грыз ногти и ломал себе голову: что же делать? Но вдруг он заерзал на месте и захихикал, потому что Карлсон стал его щекотать под коленками, а он так боялся щекотки. Фрекен Бок вытаращила глаза. -- Так-так, смейся, бесстыдник! Мать, брат и сестра тяжело больны, а ему все нипочем. Правду люди говорят: с глаз долой -- из сердца вон! А Карлсон щекотал Малыша все сильнее, и Малыш так хохотал, что даже повалился на кровать. -- Нельзя ли узнать, что тебя так рассмешило? -- хмуро спросила фрекен Бок. -- Ха-ха-ха... -- Малыш едва мог слово вымолвить. -- Я вспомнил одну смешную штуку. "Калле Блюмквист - сыщик": - Да, куда вы, например, девали Мумрика? - спросил Йонте и нетерпеливо ткнул Андерса в бок. Андерс прыснул и изогнулся, словно червяк. Предводитель Белых роз страшно боялся щекотки! Сикстен даже просиял от такого открытия. Рыцари Алой розы не мучили своих пленников. Но кто сказал, что их нельзя щекотать? На пробу он легонько тронул Андерса под ложечкой. Результат превзошел все ожидания. Андерс фыркнул, как бегемот, и согнулся пополам. Воспрянувшие духом Алые дружно бросились на свою жертву. Несчастный вождь Белых роз стонал, пищал и икал от смеха... - Куда вы спрятали Мумрика? - допытывался Сикстен, ощупывая его ребра. - О... ой! О... - задыхался Андерс. - Куда вы спрятали Мумрика? - вторил Бенка, добросовестно щекоча ему пятки. Новый приступ смеха чуть не задушил пленника. - Куда вы спрятали Мумрика? - осведомился Йонте, щекоча Андерса под коленкой. - С-с-да-даюсь! - простонал предводитель Белых. - В Прериях, около Усадьбы, надо идти по той тропинке... - А потом? - спросил Сикстен, угрожающе держа палец наготове. "Эмиль из Лeннеберги" Заключалась она вот в чем: надо было прыгать на одной ножке по особому маршруту. Со двора в прихожую, из прихожей на кухню, из кухни в спальню, из спальни снова на кухню, из кухни в прихожую, из прихожей во двор, со двора снова в прихожую и так далее. Причем всякий раз, когда Эмиль встречался с сестренкой Идой, они должны были одновременно ткнуть друг друга в живот указательным пальцем и громко крикнуть "Дуй-передуй". Вот и вся игра. Но Эмилю и Иде она казалась очень увлекательной. Когда же Эмиль в восемьдесят восьмой раз прискакал на кухню, он столкнулся с Линой, которая шла к плите с полной миской натертого картофеля, чтобы начать печь оладьи. И так как Эмиль решил, что Лина обидится, если не принять ее в игру, а он не хотел никого обижать, он на скаку ткнул ее пальцем в живот и громко крикнул: - Дуй-передуй! По правде говоря, этого он, конечно, не должен был делать, ведь он отлично знал, что Лина больше всего на свете боится щекотки. - И-и-и-и-и! - завизжала Лина и стала извиваться, как гусеница. При этом миска - представь себе, какой ужас! - выскользнула у нее из рук... Никто, собственно, так и не понял, как это случилось, но папа, который, как назло, именно в этот момент распахнул дверь кухни, надеясь наконец пообедать, оказался опять с миской на голове. Но не думай, что Эмиль был дурачком. Он ведь очень много знал про лошадей, и когда каурая лошадка ржала и брыкалась, едва к ней прикасались, Эмиль подумал: "Она ведет себя точь-в-точь как Лина, когда ей щекотно". Так оно и было, но никто, кроме Эмиля, этого не понял. Лошадь эта просто не выносила щекотки. Поэтому стоило до нее дотронуться, как она брыкалась и ржала. Ведь и Лина прыгала и хохотала до упаду, едва к ней прикасались... Ну, сам знаешь, что значит бояться щекотки! Эмиль смело подошел к лошади и обхватил ее морду своими маленькими, но сильными руками. - Послушай-ка, - сказал он, - я хочу тебя подковать, а ты не брыкайся. Обещаю тебе, что не будет щекотно. И знаешь, что Эмиль сделал? Он ловким движением взял лошадь за копыто и приподнял ее заднюю ногу. А лошадь стояла как ни в чем не бывало, только голову повернула, словно хотела поглядеть, что это он собрался делать с ее ногой. Я тебе объясню, в чем тут штука: копыто у лошади так же нечувствительно к щекотке, как у тебя, скажем, ногти, а потому, сам понимаешь, брыкаться и ржать ей было незачем. Близилось Рождество. Когда темнело, все обитатели хутора Катхульт собирались на кухне, и каждый занимался своим делом. В тот вечер мама Эмиля пряла на прялке, папа чинил башмаки, Лина чесала шерсть, Альфред и Эмиль стругали колышки для граблей, а сестренка Ида мешала Лине работать, пытаясь втянуть ее в новую игру. - Понимаешь, это выходит только с тем, кто боится щекотки, - объяснила Ида, а значит, ей годилась только Лина. Ида водила своим маленьким пальчиком по юбке Лины и говорила: Дорогие папа с мамой, Дайте мне муки и соли, Заколю я поросенка! Заколю, а он как вскрикнет! Когда Ида доходила до слова "заколю", она тыкала указательным пальцем в Лину, и Лина всякий раз, к великой радости Иды, вскрикивала и хохотала. "Пиппи Длинныйчулок" Постепенно танец перешел в раунд борьбы между Пиппи и ее папой-капи- таном. Капитан Длинныйчулок сделал такой бросок, что Пиппи залетела на полку для шляп, но там она сидела недолго. Она с ревом прыгнула через всю кухню на папу Эфраима. И секунду спустя она швырнула его так, что он, пролетев по кухне метеором головой вперед, приземлился прямо в дро- вяной ларь, задрав ноги кверху. Самому ему было оттуда не выбраться: во-первых, потому, что он был слишком толстый, а во-вторых, потому, что сильно хохотал. Пиппи схватила его за ноги, чтобы вытащить из ларя, но тут он захохотал так, что чуть не задохнулся. Дело в том, что он ужасно боялся щекотки. - Не ще-ще-ще-щекоти меня! - взмолился капитан. - Брось меня в море или выкинь в окошко - делай что угодно, только не щекочи мне пятки! Он хохотал с такой силой, что Томми с Анникой боялись, как бы ларь не треснул. "Мы все из Бюллербю" Мы захихикали сильнее. Мальчишки бегали вокруг и щекотали нас, чтобы рассмешить еще пуще. Тогда я поняла, что меня ждет сюрприз, и залпом выпила какао. После этого мама завязала мне глаза полотенцем, папа заставил меня покружиться, потом взял на руки и понес куда-то. Только куда, я не видела. Но я слышала, что Лассе и Боссе бегут рядом. Нет, не слышала, а чувствовала, потому что они все время щекотали мне пятки и говорили: - Угадай, где ты?

Sinaeva: Ickis, Да-да-да!! Истина! Тема у нее раскрыта! Тоже хотела про нее написать. =) С детства отлично помню эти абзацы. Там еще про Пеппи есть, где за ней бык гонялся и когда бодал ее рогами, ей было щекотно, а не больно. Но это для нее было страшнее, тк щекотка - это единственное, чего боялась Пеппи. =)

Ickis: По книжке, это у нее с отцом наследственное, общий отличительный признак. В жизни кстати тоже так бывает, высокая чувствительность передается в поколения.

Ickis: Диккенс, "Лавка древностей". Хозяйка небольшой выставки восковых фигур водит экскурсию, выдумывая каждый раз новые истории про одни и те же статуи: - А теперь, леди и джентльмены, - сказала миссис Джарли, - вы видите перед собой недоброй памяти Джеспера Пэклмертона, у которого было четырнадцать жен, скончавшихся одна за другой, потому что он щекотал им пятки в то время, как они спали сном невинности и добродетели. Будучи спрошен уже на эшафоте, сожалеет ли он о содеянном, этот злодей ответил: "Да, жалею, что они так дешево отделались, и надеюсь, что все добропорядочные мужья простят мне мою оплошность". Пусть это послужит предостережением для всех молодых девиц при выборе супруга. Обратите внимание, что пальцы у него скрючены, будто он щекочет, а один глаз изображен прищуренным, потому что так он и делал, совершая свои чудовищные злодеяния. Такая вот страшилка Викторианской эпохи.

Таира: Ickis пишет: он щекотал им пятки в то время, как они спали сном невинности и добродетели. Как это им удавалось спать в это время?!

Ickis: Я так понимаю, что Диккенс не выдумал сам этот сюжет, а взял расхожую городскую легенду. Кумушки пугали друг друга за чашкой чая байкой вроде Черной Бороды, который подозрительно часто женится, изводя жен таким коварным способом. Наверное имелось в виду, что во сне жертвы наиболее беззащитны, что можно вот так сразу умереть. А еще это значит, что щекотка некоторым всегда казалась такой вот жуткой вещью, достойной маньяков. Кстати, ровно такую же историю напечатала Спид-Инфо - "Умирая, она смеялась" - так что сюжет этот живет в веках и разных странах.



полная версия страницы